Шрифт:
– По меньшей мере, вы собираетесь выплатить мне жалование за последние две недели?
– Нет.
– Нет?
– Факт остается фактом, Флетч: ты напортачил. Когда от тебя потребовалось подтвердить достоверность информации, содержащейся в написанной тобой статье, ты не смог этого сделать.
– Но я ее подтвердил.
– Через две недели после публикации. И мы не можем представить на суд читателя эти доказательства. Газете причинен немалый ущерб. Так что скажи спасибо, что тебя вновь взяли на работу.
Флетч уже стоял у стола.
– Вы хотите сказать, Френк Джефф, что я не мог опубликовать эту паршивую, в двенадцать абзацев статью для финансовой страницы «Ньюс-Трибюн» о паршивой, никому не известной компании, предварительно не выяснив, что председатель совета директоров этой компании изменил свой пол?
– Да, – кивнул Френк. – Именно это я и хотел сказать.
– Знаете, как мне хочется вас назвать, Френк?
– Дай подумать. На ум приходит несколько слов из четырех букв <Слово из четырех букв (four letter word) – термин, объединяющий ругательства.>.
– Черт побери, Френк.
– В понедельник жду тебя на работе. И далее приводи в статьях только те факты, которые можешь доказать.
– Что б вам пусто было, Френк Джефф.
– Хорошего тебе настроения, Флетч.
Флетч сел за свой стол, и в отделе городских новостей повисла напряженная тишина. Кто-то положил на стол листок с надписью «Попутного ветра».
Флетч смял листок и бросил его в корзинку для мусора. Затем улыбнулся сидящим за другими столами репортерам.
Первым не выдержал Эл.
– Наконец-то решил забрать вещички, Флетч.
– Нет. Мне это ни к чему.
– Тогда зачем ты пришел?
– Чтобы убедиться, что мой стол на месте. В понедельник он мне потребуется.
В отделе городских новостей стало тише, чем в могиле. Замолчал даже радиоприемник, настроенный на полицейскую частоту.
– Ты хочешь сказать, что Френк снова взял тебя на работу? – вопрос, готовый сорваться с языка каждого, задал Рэндолл, репортер, ведущий церковную страничку.
– Именно так. Ты абсолютно прав.
От изумления у всех пропал дар речи. Им осталось разве что переглядываться.
– Увидимся в понедельник, – Флетч поднялся. – Желаю вам хорошего отдыха на уик-энд.
Он направился к выходу. Оглянулся. Редакторы и репортеры потянулись к кабинету Френка. Среди них и Клара Сноу.
Флетч понимал, что заставило их сорваться с места. Отнюдь не желание выразить главному редактору свое возмущение его решением вновь взять на работу Флетча. Нет, они хотели знать, какую же историю рассказал ему Флетч.
Впрочем, Флетч не сомневался в том, что от Френка они ничего не добьются. Смеясь, он вышел за дверь.
ГЛАВА 40
Флетч стоял под душем, когда ему показалось, что в дверь позвонили. Впрочем, открывать он не собирался. Но мгновение спустя в дверь забарабанили кулаками, достаточно громко, чтобы разбудить спящего в горящем доме.
Обернув бедра полотенцем, он босиком пошлепал к двери.
В коридоре стояли двое мужчин. Один – небольшого росточка, хорошо одетый, со злыми, блестящими глазками. Второй – куда крупнее, одетый так себе, но с такими же злыми, блестящими глазами.
– Вы ошиблись квартирой, – заметил Флетч.
– Ирвин Морис Флетчер?
– Вроде бы, – тут Флетчер вспомнил, что уже видел этого верзилу. Совсем недавно. В подъезде. Тот наблюдал, как Флетч достает из ящика газеты, а затем поднялся с Флетчем в кабине лифта. Флетч тогда еще подумал, что похож он на многоопытного циркового борца, и интервью с ним могло бы заинтересовать читателя.
Теперь же у него возникло прямо противоположное желание: избежать этого интервью.
– Я – Джеймс Сейнт Эстис Крэндолл, – представился низкорослый.
– Эстис?
– У тебя есть то, что принадлежит мне.
– Правда? – как танки, мужчины поперли вперед. Флетч, вооруженный лишь одним полотенцем, отступил перед танками.
– О, да. В некотором роде.
– Что значит, «в некотором роде»? – спросил низкорослый.
Верзила закрыл за собой дверь. Флетч поплотнее завязал полотенце.
– Могу я удостовериться, что вы Джеймс Сейнт Эстис Крэндолл?
– Естественно, – кивнул низкорослый. – Нет проблем.
Он достал из бумажника водительское удостоверение и протянул Флетчу.