Вновь ему вспомнились услышанные ранее слова, на этот раз от Роберты: «Невозможно осознать все, что происходит вокруг. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое...»

– Мужчина может родиться в теле женщины, – объяснила Франсина. – Или женщина – в теле мужчины.

– Что определяет нас мужчиной или женщиной, как не ваши тела? – удивился Флетч.

– Наши души, – возразила ему Франсина. – Используя вашу терминологию, существует нематериальное «я», независимое от «я» материального, то есть тела. Я была женщиной, рожденной в мужском теле. Я чувствовала себя женщиной с раннего детства, с двух или трех лет. Насколько я себя помню, у меня всегда были женские желания. Я интересовалась женской одеждой. Смотрела на все с точки зрения женщины. Любила играть в куклы, устраивать чаепития, причесываться. Я помню, какое испытала потрясения, когда мой отец первый раз представил меня, как своего сына Тома. Я же была девочкой. Я знала, что я девочка.

Франсина поднялась, прошла к бару, наполнила три бокала виски с содовой.

– В школу я ходила в Далласе. Носила брюки, футболки, играла в бейсбол. Неплохо, кстати играла, за сборную школы, – она улыбнулась. – Чуть не сказала, что могла бросать мяч с такой же силой, что и парни. Я назначала свидания девушкам, а в старшем классе меня выбрали казначеем. Я стала превосходной актрисой. В словах, в выражении лица я играла мужчину. Стопроцентного мужчину. Кстати, «прибор» у меня был внушительных размеров, и я могла использовать его по назначению. Только не спрашивайте, о чем я думала, обнимаясь на заднем сидении с Люси, Джейн или Алисой. Девушки очень меня любили, потому что я так хорошо их понимала. И в колледже проблем не было, ни в мужском общежитии, ни в студенческих обществах. Но я чувствовала себя обманщицей, потому что была девушкой.

Она принесла Флетчу полный бокал.

– Можете вы представить себе более ужасный конфликт, чем между девичьей душой, заточенной в теле юноши? Или женской – в теле мужчины? Что может быть хуже жизни, в которой лживо все, каждое слово, движение, выражение лица?

Она взяла два оставшихся бокала, подошла с ними к дивану, один отдала Энид. Та сразу же ополовинила его.

– Вы говорили мне, что какой-то сосед рассказывал вам о ночных криках Энид. Кричала я, в стремлении вырваться из тела Тома Бредли. – Франсина пригубила виски. – А потом наступило воскресное утро, когда я проглотила все таблетки, которые нашла в аптечном шкафчике. Я решила, что лучше смерть, чем такая жизнь, такая ложь, непрерывная борьба с самим собой, – свободная рука Франсины легла на руку Энид, сжала ее. – Энид пообещала, что поможет в моем желании изменить пол. Энид – моя лучшая подруга. Никого я не люблю так, как ее.

– Вы и раньше обо всем этом знали? – спросил Флетч Энид.

– Конечно.

– С давних пор?

– Да.

– Муж не может долго скрывать такое от жены, – вновь вступила в разговор Франсина. – Когда я женилась, то думала, что смогу продолжать играть мужчину до конца своих дней. Видите ли, Флетч, такому человеку, как я, кажется, что любой мужчина, даже вы, предпочел бы стать женщиной. Я знаю, это не так. Я просто не понимаю, почему вам хочется быть мужчиной.

– А почему вы вообще женились? – спросил Флетч.

– Потому что у меня очень сильный материнский инстинкт. Только так я могла иметь детей. Вы это понимаете? И потом, я полюбила Энид, – она все еще держала Энид за руку. – Я не прошу вас понять и это.

– Роберта и Том – ваши дети?

– Разумеется, – Франсина улыбнулась. – Я же сказала вам. С «прибором» у меня был полный порядок. Так что я могла иметь детей... как отец.

– Однако, – Флетч покачал головой.

Франсина улыбнулась.

– Вам требуется время, чтобы осознать услышанное?

– Энид, я думал, вы убили Тома.

– Я убила себя, чтобы остаться в живых, – ответила за Энид Франсина. – Иногда, мой юный Флетч, приходится кардинально менять жизнь, чтобы не отправиться в мир иной.

Вновь взгляд Флетча уперся в грудь Франсины.

– Да, – кивнула она. – За два года до первой хирургической операции я начала принимать гормоны. Они изменили мое тело, увеличили грудь, – на память Флетчу пришли слова Алекса Коркорана, произнесенные в гольфклубе: «Я, правда, говорил моей жене, что он вроде бы ссыхается, уменьшается в размерах. Он худел.» – Кроме того, два года я ходила к психоаналитику, чтобы убедиться в правильности принятого решения.

На улице стемнело, погрузилась в мрак и комната. Однако Франсина вроде бы и не собиралась зажечь свет.

– Хирургия? – спросил Флетч.

– Да, хирургия.

Флетч вспомнил резкое движение Тома-младшего, когда он словно вогнал в живот нож и повернул его там, перерезая внутренности.

– Мне предстоит только одна операция, – добавила Франсина, не скрывая радости. – И тогда я смогу вернуться домой.

– Как Франсина Бредли.

– Да. Как Франсина. И смогу жить нормальной жизнью. Видите ли, после стольких лет притворства, мне больше нет нужды притворяться. Я всегда была Франсиной Бредли. А Тома только играла.

– Вы меня убедили.

– Энид и я тщательно готовили эту легенду, долгие годы убеждая всех в существовании Франсины. Сестры Тома. Умной, компетентной, разбирающейся в хитросплетениях бизнеса, знающей все, что нужно знать об «Уэгнолл-Фиппс». Которой вполне по силам взять на себя руководство компанией, случись что с Томом.

– Ваши дети, Та-та и Том, они знают правду, не так ли?

– Да, – кивнула Франсина. – Мы думали, что они достаточно взрослые. Они видели мою боль, мои страдания. Но Том, как видно, не выдержал. Наверное, на сына такое решение отца влияет сильнее, чем на дочь. Та-та может понять мое желание изменить пол, потому что она сама женщина. И мы, Флетч, действительно не подозревали о том, что происходит с Томом, пока вы не ввели меня в курс дела. Думаю, мы поможем ему примириться с действительностью. У меня же была только одна альтернатива – отправиться на тот свет.