Луна сияла, а я лежал на диванчике и тускло обдумывал неудачу. И заснул. Я как-то и луну забыл.

Даша (уже при ярком утреннем свете) стояла надо мной и с издевкой, молодая, смеялась:

– Дед, а что тебе, хи-хи-хи, от меня было надо?

Я огрызнулся:

– Хи-хи-хи, не скажу.

Смеялась:

– Ну, дед! Ну, влюбленный!.. Ночная атака, ха-ха-ха… хи-хи-хи!.. А в чем, собственно, был твой, хи-хи-хи, интерес? Чего ты хотел?.. Но ты уверен, дед, что ты чего-то хотел, ха-ха-ха-ха!

Я вяло поднялся. Нечего смеяться над сонным. (Я хотел, хотел! Не сомневайся!)

Со сна я плескал себе водой в лицо. Я люблю воду.

Именно так. Со сна старикан Алабин плескал себе водой в лицо, и на шею, и за ушами – летним утром холодная вода хороша, освежает.

Услышал голос… Это к Даше соседка. Пришла, притопала. Тощая и облезлая – из тех косматых ведьм, что поутру всегда что-то, бедные, клянчат. Но при всем том каков голосище… Валерьянку ей и пару сотен рублей! Батон хлеба срочно! Насос для колодца до вечера!.. Что-нибудь да выпросит. Даша очень умно поспешила старухе навстречу – не дать ведьме шанса вопить на весь поселок.

А в воздухе ванной, где старикан умывался, слышалось женское присутствие минуту-две назад. Чертовка! Плыл и здесь сладковатый пряный запах… Конечно, Даша… Даша была здесь… Ну-ка, ну-ка!

Старый Алабин, втягивая воздух, целил носом то туда, то сюда. Ванная комната обозрима! Где оно?.. Однако щекочущий стариковские ноздри запашок нигде не становился сильнее. Нет. Никаких таких порошочков… Теперь – в углах.

Когда крикливая соседка ушла, старый Алабин уже и с углами покончил. Он обследовал зеркало… За зеркалом… В шкафчике. На верхней полочке и даже за трубами с горячей водой (если встать на табурет). На самом полу, возле фаянсового тюльпана… Ничего. Нигде.

И тогда старый Алабин прошел на кухню.

Да, да, я быстро-быстро на кухню – там Даша у плиты разжаривала картошку, заливая ее яйцами. Я подошел тихонько к ней сзади и обнял. Сзади удобно обнимать. Пользуясь тем, что женские руки заняты готовкой.

– Но-но! – прикрикнула. И залилась: – Хи-хи-хи… Ха-ха-ха!

И вчера, и сегодня – прежде чем вот так хихикать и хахакать, она отлучалась в ванную комнату. (Я припомнил.)

– Ха-ха-ха. Хи-хи-хи!.. – И мощно оттолкнула меня задницей.

Кобылица!

Я успел ощупать: в карманах ее халатика ничего не было. Ни намека. И на молодом теле, под легким ситчиком, нигде не топорщилось, не шуршало и не бугрило.

Не обнять ли ее еще разок поутру – в такой, казалось бы, доступности ее молодого тела. Всего-то халатик! – думал я. Но смех настораживал. Смех ее какой-то рваный… Даша как раз повернулась от плиты и шла к столу (и ко мне) с полной шипящей сковородой.

При случае такая сковорода – опасное оружие.

– А я в тюрьме! – засмеялась она.

– А?

– В тю-ууурьме! Ха-ха-ха-ха-ха!.. – Смех стал совсем жесткий (как режущий стекло).

А следом… Уже как вопль… Без перехода, обвалом – в стремительную женскую истерику с криком, с брызгами слез:

– Они меня заперли!.. Заперли! Заперли!.. Ха-ха-ха-ха-ха! В тюрьме!

Она вопила. Судорожно дергала плечом… При этом достаточно аккуратно и метко разбрасывая ложкой содержимое шипящей сковороды по нашим двум тарелкам.

Я ей шутейно подсказал – как это заперли, если двери открыты.

– Двери? Ты, дед, мудак… Что мне двери!

– И окна тоже.

– И окна?! – завопила она прямо мне в лицо. С никак не мотивированным (по отношению к этой минуте) раздражением. При вскриках она еще сильнее дергала плечом. А сковорода в руке!.. Опасно.

Глаза в немыслимой жиже – слезы так и слетали. Слезы тоже разбрасывались по нашим двум тарелкам. И какие слезы! Давно не видел таких крупных.

– Жизни не-еееет! – кричала. (Как ни молода, как ни современна женщина, она начинает с того, что «жизни нет». И что муж идиот… Классика.)

Она с мужем давно в раздрае… Муженек забрал машину. Да пошел бы он! Она разводилась с ним уже дважды – разведется и в третий!.. И, если разбираться, ее беда не с крыши упала. Не случайно… Это сговор. Это злой и завистливый (к ее красоте и к ее уму!) заговор людишек. Она не может отсюда выбраться, не может даже сбежать, ОНА В ТЮРЬМЕ, ты понимаешь, старый идол, В ТЮРЬМЕ-ЕЕ-Е… Даже телефон, не поболтать всласть, лимитирован. Поминутная оплата. Непродленная!.. Телефон – только если звать на помощь. Если пожар!.. Если грабят!.. Да хоть бы ограбили, пошли они все!..