– Ну, это как скажете… С благородными дамами мне как-то общаться не приходилось, все более купчихи. А с ними я по-простому.

– А благородные дамы, я вам скажу, – это особый народ; впрочем, сами посмотрите. Вы пока здесь погуляйте, а я сейчас подойду вместе с дамами, – сказал граф и тотчас удалился.

Феоктист Евграфович скорым шагом заторопился в каюту, где расположилась Ефросинья со своей подругой. В узком коридорчике стоял Марк Модестович. Судя по его насупленному виду, было понятно, что у него состоялся серьезный разговор с бывшей женой. Он не терял надежды, что Ефросинья вернется. А тут еще и Аристарх Худородов на нее томно поглядывает; не хватало, чтобы эти господа разодрались между собой.

Негромко постучавшись, Епифанцев услышал в ответ бойкое:

– Проходите!

Ефросинья, закинув нога на ногу, курила тонкую длинную сигару, а новоявленная Каваллини смотрелась в зеркало.

– Я познакомился с купцом.

– А он хорошенький? – кокетливо спросила Ефросинья.

– Думаю, он тебе понравится.

– Если это так, тогда я за себя не ручаюсь. Ха-ха-ха!

– Ефросинья, давай поговорим серьезно. Я вас расписал ему как благородных дам, все по нашей легенде. Ты – певица Мальцева, а Ниночка у нас будет итальянская оперная певица Каваллини. Все должно быть чинно, благородно, чтобы не было никакого лошадиного ржания. Иначе можно испортить все дело.

– Постараемся, – пообещала Ефросинья.

– Да погаси ты сигарету, ради бога! – Дождавшись, когда женщина скомкает сигарету в пепельнице, он продолжил: – Сейчас мы пообедаем в ресторане.

– Весьма неожиданно. С вашей стороны, граф, это настоящее расточительство. Хотя, впрочем, приятно.

– В ресторан нас поведет купец. Денег у него много…

– Ах, вот оно что, а я-то уж было подумала, – не унималась Ефросинья. Поморщившись, она добавила: – Надеюсь, это не будет какой-нибудь гороховый суп и гречишные оладьи?

– Выслушайте меня… В ресторан поведет нас купец, но заказывать обед будем мы, так что обещаю вам лучшие блюда, какие только есть на этом пароходе.

– Так что же мы сидим? – поднялась Мельникова. – Не будем заставлять ждать молодого человека. К тому же я страшно проголодалась. Феоктист Евграфович, у меня к вам будет просьба. Я свободная женщина, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то за мной шпионил.

– Ты говоришь о Марке?

– О нем. Пусть ни на что не надеется. Все, что между нами было, это уже в прошлом.

– Хорошо, я попробую ему объяснить.

Оставшись в одиночестве, Евдоким Филиппович осмотрелся. Эко на какие высоты его занесло! По палубе прохаживалась расфуфыренная публика. Дамы были в длинных платьях и с зонтиками в руках, рядом с ними мужчины в элегантных фраках и высоких цилиндрах. Трое офицеров, сбившись в тесный круг, о чем-то энергично разговаривали, потом, обнявшись, направились в каюту. Возможно, для того, чтобы предаться воспоминаниям в более приватной беседе, а может, затем, чтобы перекинуться в картишки. Обособленно сидел лишь архиепископ, сладко щурясь на выглянувшее солнышко.

На первый взгляд публика почтенная, состоятельная, и все-таки не мешало наведаться в каюту и посмотреть – на месте ли капиталы! Всякое бывает…

Вернувшись в каюту, Евдоким открыл чемодан, на дне которого лежало двадцать тысяч рублей. Тщательно, стараясь не сбиться, сосчитал деньги и только после этого, уже успокоенный, вернулся на палубу.

Граф малость задерживался: видно, уламывает оперных див отобедать с купцом. Ясное дело, он им не ровня! Они только к благородным привыкли: к графам и князьям. Ну, ничего, и без них кусок в горло полезет. Тут в соседней каюте барышня одна в одиночестве едет, улыбнулась весело… Так что ежели чего, можно пригласить ее на ужин, а потом и в каюту и вместе с ней послушать граммофон. Авось не откажет!

Неожиданно в сопровождении двух женщин появился граф Демидов.

– А вот и наш герой! – громко произнес он, привлекая к себе внимание. – Ну, чего же вы стоите, молодой человек, подойдите к дамам. Я столько им рассказал о вас интересного, что им не терпится с вами познакомиться.

Заметно тушуясь, Евдоким подошел к дамам.

– Здрасте…

– Это наша незабвенная и единственная в своем роде госпожа Мальцева, а это несравненная и бесподобная мадам Ангела Каваллини, – торжественно произнес граф.

Госпожа Мальцева оказалась высокой женщиной с узкими плечами, и если бы не пышный бюст, строптиво выпирающий через тесную ткань, то ее можно было бы назвать тощей.

– Что это вы на меня так смотрите, молодой человек? – спросила Мальцева.

– На граммофоне голос у вас больно звонкий, да и молодой… Я сперва думал, что вам и двадцати пяти нет.

Мадам Каваллини громко рассмеялась, а Мальцева, приложив к губам Евдокима тонкий пальчик, лишь сдержанно заметила:

– А вы хулиган, однако.