Шрифт:
Были две женщины, с которыми он сходился и даже жил у них. Обе надоели через месяц. От одних только звуков их голосов Виталий впадал в тихое бешенство. Спрашивал:
– Ты можешь помолчать?
Однажды он садился утром в трамвай. Оттолкнул женщину, потому что ему было надобней – не опоздать на работу. Он никогда не опаздывал на работу и не мог допустить. Поэтому оттолкнул. Она упала и не двигалась. Наверное, ударилась и потеряла сознание. Виталий видел, что трамвай сейчас может проехать по ее ногам. А в тюрьме сидеть неизвестно из-за кого он не хотел. Поэтому он спрыгнул, оттащил женщину. Потрепал ее за плечи, она очнулась. Он о чем-то спросил, она молчала.
Поняв, что она глухонемая, Виталий почувствовал что-то такое, чего раньше не было. Он даже пренебрег работой, отвел ее в больницу.
А потом познакомился с ней и стал встречаться. Ему очень нравилось, что, когда ему надо, чтобы она его поняла, он может к ней повернуться и говорить, а она читает по губам. А когда не надо, может отвернуться и сказать, что хочет, и она не слышит.
По воскресеньям Виталий запирался с ней в комнате и говорил все, что думал о людях, о партии и правительстве. Все равно она никому не скажет. То, что она может написать, почему-то не приходило ему в голову.
А потом начались дети.
И вот тут Виталий осознал себя наконец человеком в полной мере. Он понял, в чем идея его существования – быть отцом. Раньше он не был отцом, поэтому не чувствовал себя никем. А стал – почувствовал.
Это дало ему новую силу, преобразило его.
Теперь он мог не стесняться по воскресеньям отдыхать открыто, как все люди. Если кто-то был против, Виталий пускал в ход крепкие слесарские кулаки – на них он больше надеялся, чем на свое слово.
Так же воспитывал и жену, если делала что не так, и детей. Правда, чаще не кулаками, а ремнем, боялся, что кулаками не рассчитает силу и ненароком убьет, а он этого не хотел.
Была ли это сила правды или правда силы, Виталий об этом не думал.
В детях он видел свое оправдание, хотя не знал за собой вины.
А когда они стали подрастать…»
На этом Немчинова прервала Яна.
Он нетерпеливо вернулся к компьютеру.
Уставился в последнюю повисшую строчку, вспоминая, что хотел написать дальше.
Не вспомнил.
Решил перечитать сначала.
«Виталия его бабка Феклиста…»
Коряво.
«Виталия бабка его Феклиста…»
Нет.
«Виталия бабка Феклиста…»
Тоже что-то не то. Ладно, потом, а то застрянешь надолго.
Но чем дальше Немчинов читал, тем меньше ему нравилось.
Эти короткие нарочитые строчки.
Надуманная многозначительность.
Стилизация – под какой-то неведомый стиль.
Превращение живого человека в монстра, в заданный образ, подогнанный под контур, под чертеж, – как слесарь Виталий, может быть, обтачивал заготовку, чтобы получилась заранее известная деталь. А человек не заранее известная деталь.
Немчинов пожалел, что начал перечитывать. Сбил сам себе настрой, угасла энергия заблуждения. Надо было, не оглядываясь, писать и писать до конца, наворотить несуразностей, глупостей, ухабов и комьев, а уж потом проверять это трезвым взглядом.
Даже не дочитав написанное, Илья закрыл текст. Надо будет вернуться позже – вечером или завтра утром. И возможно, текст покажется иным. Так бывало уже не раз при работе над книгой о Постолыкине. Только чем занять себя, вот вопрос. Не хотелось читать, смотреть телевизор или баловаться компьютерными играми (Илья слегка увлекался), хотелось физического активного действия – куда-то пойти, что-то сделать.
И он вышел из дома, еще не зная, куда идет.
17. СУЙ. Последование
____ ____
__________
__________
____ ____
____ ____
__________
Желание ваше исполнится с большой долей вероятности, но будьте готовы к серьезным переменам в жизни.
С Павлом Костяковым произошло то, что бывало очень редко: напившись накануне, он утром стерпел, не продолжил. Такое раньше случалось лишь при Ирине. При ней он себя сдерживал – и не только в этом. Ирина вообще во многом его притормаживала, и Павел был ей за это благодарен – даже такому сильному человеку, как он, нужен какой-то ограничитель извне, лучше, конечно, со стороны близкого человека. Сильному, пожалуй, ограничитель даже нужнее, чем слабому, у которого меньше возможностей, сильного круче заносит, у него больше скорость и жизненная масса – естественно, не вес тела имеется в виду.
Ирина не чувствовала себя виноватой после истории с Леонидом, и это Павлу даже нравилось: признак характера. А характер он в людях любил, хотя это добавляло сложностей – но без энергии сопротивления жить скучно.
И началось все с этой ее энергии сопротивления.
Павел увидел Ирину на вечере празднования Нового года. Мероприятие было коллективное – для руководства завода, начальников цехов и отделов, итээров [6] , то есть публика чистая, не от станка. Молодой Павел Костяков был тогда уже при руководстве, его все знали, и он всех знал, ему доверили вести вечер на пару с тетенькой из профкома, которая вот уже лет пятнадцать безосновательно имела репутацию первой красавицы, и с этим смирились – и попробуй не смирись, если от нее зависит выдача бесплатных путевок и распределение других профсоюзных благ. Торжество проходило в конференц-зале, откуда накануне вынесли ряды кресел, сбитые по пять штук, поставили в середине елку до потолка, а вокруг нее разместили канцелярские столы, накрыв их ватманскими листами и прикрепив кнопками. Павел и профсоюзная красавица стояли на невысоком помосте у стены, передавали друг другу микрофон с ползающим по полу шнуром и ритуально трендели о трудовых свершениях, поздравляли директора завода Исаева, замдиректора Ритберга, секретаря парткома Буланова – и далее по ранжиру, а потом чохом по цехам и отделам. Все кричали «ура», выпивали и закусывали, и тут Павел заметил незнакомую девушку. Она сидела за молодежным столом. Павел решил, что это новенькая лаборантка – их много было в заводской лаборатории, вчерашних школьниц, не поступивших в институт или поступивших на вечернее отделение. Девушка издали была очень хороша. Яркая, с волнистыми черными волосами, похожая на цыганку. Что-то теплое толкнуло Павла под сердце с приятной болезненностью, появилось знакомое ему чувство предощущения.
6
ИТР – инженерно-технические работники. Эти слова уже почти забылись: итээры, мэнээсы (младшие научные сотрудники), равно как и широко известные по журналу «Крокодил» товароведы, снабженцы и завскладами. Все стали менеджерами и маркетологами.