Речи кончились, на помост вышли музыканты самодеятельного заводского ВИА, то есть вокально-инструментального ансамбля, с казенной бодростью запели о том, что не надо печалиться, вся жизнь впереди, и веселье началось уже неформальное, без чинов, и уже кто-то бросился плясать на свободном пятачке.

Павел подошел к столу, где находилась заинтересовавшая его девушка. Волновался так, что удивлялся сам этому волнению. Протянул ей руку энергичным комсомольским жестом (идейно оправдывавшим простоту манер):

– Здравствуй, я Павел. Давно к нам?

Девушка, не улыбнувшись, пожала руку и ответила:

– Только что.

– Имя не расслышал, извини?

– А я его и не называла.

– Так назови.

– А надо?

– Очень!

Окрестные девушки завидовали незнакомке и, наверное, дивились ее строптивости: с нею общается один из самых перспективных молодых людей (откровеннее сказать – женихов), а она кобенится, дурочка.

Тут ВИА, будто по заказу, сменил патриотический шейк на лирическую балладу о том, что песни у людей разные, а моя одна на века, звездочка моя ясная, как ты от меня далека.

Павел встал, предложил девушке:

– Потанцуем?

Она неохотно встала, пошла с ним.

Руку на плечо, руку на талию, без преждевременной плотности, без давления, все аккуратно, чтобы не спугнуть.

– Поскольку я с незнакомыми девушками не танцую, – блистал Павел юмором, – придется тебе все-таки назваться.

– Ирина, – сказала девушка, глядя куда-то поверх плеча Павла.

– Итак, давно ли у нас, Ирина?

– Я же сказала: только что.

– Вчера, позавчера, на той неделе?

– Есть разница?

– Огромная!

Разговор не вязался. Но Павел не собирался сдаваться. Надо просто изменить тактику, не напирать так сразу. Он отвел после танца Ирину к столу, а сам пошел общаться с коллегами и друзьями, надеясь, что она держит его в поле зрения и видит, насколько он весел, насколько все любят его, а женский пол просто за счастье почитает с ним общаться, аж просто сияет, когда Павел к нему, к женскому полу, обращается.

Закончив обход своих владений, Павел вернулся к столу, где была Ирина, и не нашел ее. И никто не мог сказать, куда она делась.

Павел выскочил из зала, пробежался по коридорам.

Спустился со второго этажа по широкой лестнице и увидел Ирину: она стояла у стеклянных дверей, запахивая воротник короткой куртки-дубленки, отороченной мехом, собираясь выйти.

– Куда же ты? – крикнул Павел. – Я не сказал тебе самого главного!

– До свидания, – негромко ответила Ирина.

Павел скорее догадался, чем услышал.

Он бежал вниз, она открывала дверь.

– Там темно, хулиганы ходят, давай я тебя отвезу, у меня машина!

Да, у Павла была машина. Это сейчас обычное дело, автомобили чуть ли не в каждой семье, а во многих и несколько, по одной на каждого взрослого, тогда же это была редкость. А чтобы у молодого человека до тридцати лет была машина, да не папина, а своя, это уж редкость совсем редкостная. Имея этот козырь, молодой человек становился абсолютно неотразим для девушек, которые в ту пору были бесстрашны; остановившийся вечером автомобиль, приоткрытая дверца, уверенный голос: «Подвезти?» – обещал им приключение, на которое многие шли со всей душой, да еще потом и хвастались, что у них теперь кавалер с колесами (который, правда, после нескольких встреч на этих быстрых колесах и исчезал). В салон белой «копейки» Павла попадало красавиц больше, чем сейчас можно заманить на борт океанской яхты, причем сейчас они согласятся на каких-то оговоренных условиях, с твердой материальной выгодой для себя, а тогда – буквально ни за что, за хорошее отношение, за юмор, за возможность прокатиться с ветерком с симпатичным и говорливым кавалером.

– Спасибо, не надо, – ответила Ирина.

И тут Павел схамил, причем схамил сознательно. Он уже был опытный человек, он знал, насколько важно зацепиться в памяти того, с кем общаешься (если он тебе нужен, конечно). Зацепиться – любым способом. Потом все разъяснится, потом, когда наладится контакт, все войдет в нужную колею, но первый крючок крайне важен.

Он крикнул:

– Я к тому, что в такой шубке ты себе жопку застудишь, красавица! А здоровье надо беречь!

Ирина, не обернувшись, не задержавшись и на долю секунды, вышла.

Павел выбежал за ней, в сырую оттепель, которая была в то новогодие.

Ирина шла к машине. «Шестерка» темно-красного цвета.

Неужели там ее ждет кавалер?

Нет, не кавалер. Она открыла дверцу с водительской стороны, села по-женски, то есть сначала поместив себя, а потом втянув ноги, захлопнула дверцу и, не глянув на остолбеневшего Павла, укатила.

Если уж у молодого человека машина тогда была редкость, то для девушки, которой едва миновало восемнадцать, иметь «шестерку» (тогдашний «мерседес» российского автопрома) было почти то же, что владеть собственным небольшим космическим кораблем.