Что самое неприятное, свой тесак я на дворе оставил, посчитав за ненужную в городе вещь.

— Смотри-ка, Вебс, этот тругин тоже ножик достал — со смехом в голосе произнес один из них.

Нет, а вы что думали, я сейчас — милиция — орать начну. Так все равно не докричусь, далеко слишком. И слово новое опять услышал, тругин. Надо будет не забыть, узнать его значение. Если смогу, конечно.

Я прижался спиной к глухой стене дома. Кричать бесполезно, если бы это их беспокоило, вряд ли бы здесь они на охоту вышли. Что-то многовато событий для одного дня.

Тройка разделилась, и два крайних начали обходить меня, намереваясь зайти с двух сторон.

Ну что ж, попляшем, братие.

Несуетливые такие, не сопят, не нервничают. Привычная получается для них ситуация. Мать вашу, и куда это стража смотрит?

Я вообще, можно сказать, иностранный подданный. Международного конфликта хотите?

Двое с приличного вида ножами. И еще третий, тот, кого Вебсом кличут. У него дубинка. Видел я такие, сверху кожа, а внутри свинец залит. Вот он то самый опасный, судя по всему. В принципе, с него и начинать надо. Но это в принципе.

Если бы на кулаках, я бы так и сделал. Но здесь ставки слишком высоки. И потому начнем с того, что слева подкрадывается. Как с самого слабого. Если все получится, то их двое останется. С Вебсом же завязнуть можно. А исподтишка любой ткнуть сможет. Не до благородства тут, что самого хиленького выбрал. Живым бы остаться.

И кто его знает, может именно он у них мастер ножевого боя.

— Что-то молчаливый нам сегодня тругин попался — это опять тот, что слева. Или все же нервничает, подбодрить себя пытается или по жизни такой.

Нельзя ничего говорить, это время реакции замедляет, неужто не знаешь?

Все, пора действовать, сзади стена, пространства для маневра никакого. Еще пара шагов и шансов у меня не будет.

Тот, что слева, снова открыл рот и даже начал что-то произносить.

Выпадом в сторону Вебса я обозначил ложную атаку и рывком приблизился к говоруну, беспокоясь только о том, чтобы не нарваться на встречный удар.

В едь это не только меня касается, что лучше молчать. Говорун от неожиданности дернулся назад, и лишь судорожно вытянул руку с ножом в моем направлении. Отклонив его руку в сторону своим предплечьем, я с размаху, от своего уха, полоснул клинком кинжала, целясь ниже его уха. Колющим не отважился, лезвие может застрять в теле, а сзади еще двое, и они рядом.

Затем, ухватив за плечо, рванул его тело назад, навстречу оставшимся двоим, разворачиваясь сам. Получилось удачно, уже подгибающееся в ногах тело приостановило того, кто подходил ко мне справа.

А вот теперь колющий, в смутно белеющее лицо. Есть.

Все-таки как похож звук рвущейся мышечной ткани на звук рвущейся ткани обыкновенной. Не потому ли они обе так одинаково называются? Мерзкий звук, но сейчас он мне показался музыкой. Все, теперь один на один, и это уже легче.

И тут на меня накатило.

Нет, я не почувствовал себя всесильным и неуязвимым. И не было в том, что я чувствовал ничего мистического. Просто я перестал бояться. Бояться того, что одно неудачное мое движение, и я останусь лежать здесь, а они оберут мой труп и уйдут. Вернее, он уйдет. Или даже того, что их снова станет трое, и мы опять начнем все сначала.

— Вебс — словно со стороны я услышал свой голос, звучавший даже немного нежно — ты как себя чувствуешь? Боишься смерти?-

Вебс не убежал. Но теперь я теснил его, прижимая к каменной кладке стены. Когда он коснулся ее стеной, то оттолкнулся лопатками и ударил своей дубинкой, целясь мне в голову. Далась же она вам.

А вот палкой по голове мы много раз проходили. В этом случае главное предплечье как можно ближе к руке, зажимающей предмет подставить. Целясь в сердце, я ударил ножом недостаточно сильно и через рукоятку почувствовал его биение. После следующего нажатия рукоятка перестала чуть заметно подрагивать в моей руке, и Вебс сполз на колени.

Все. Звуки стали обычными и в левое предплечье пришла боль. Боль острая и режущая. И еще пришла сильная дрожь. Это откат, я знаю.

Господи, десять человек.

Я здесь чуть больше чем полгода, а их уже десять человек. И всех убил руками. Нет, одного из пистолета.

Эти были самыми трудными. И еще, я почему-то ничего не чувствую. Ни чувства вины, ни чувства радости. Как будто неприятную работу сделал и всего лишь. Никогда не думал, что к этому можно привыкнуть.

— А что, вполне прилично сработано — громом среди ясного неба раздался чей-то невидимый голос.