Шрифт:
— Ты ошибаешься! Позволь тебе напомнить, что я осталась в Грин Глейде по единственной причине — поработать вместо Саймона.
— Конечно.
— Секс не входит в мои обязанности.
— Он никогда не бывает обязанностью. Не должен быть. — Берт на мгновение умолк. — Но однажды становится удовольствием.
— Нет!
Она была шокирована.
— Ты женщина, Элис. Восхитительная женщина. А я мужчина. И между нами возникла неуловимая связь, тонкая, но прочная. Ты ведь согласна со мной? Все может случиться…
Она смотрела в сторону, не желая сознаваться в его правоте.
— Нелепые фантазии! Я здесь только из-за Саймона и Зары! Если бы не несчастный случай, меня бы здесь не было.
Элис увидела, что Берту неприятны ее слова, и решила довести свое наступление до конца.
— Ничего между нами не произойдет. Берт, я этого не допущу.
— Ну, если ты так уверена…
Она встала, он не удерживал ее.
— Спокойной ночи.
Мгновение спустя львиный рык разнесся по саванне. В ее воспаленном уме лев и человек слились в одно целое, в какое-то мощное и опасное существо, угрожающее ее существованию.
До коттеджа было недалеко. Пальцы дрожали, и она не сразу смогла повернуть ключ в замке. Прислонившись к двери, девушка несколько раз глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. Прошло несколько минут, прежде чем дрожь утихла. Элис открыла дверь и вошла.
3
Элис провалилась в сон, и вдруг чья-то рука коснулась обнаженного плеча.
— Нет! — рванулась она, не открывая глаз.
Неужели Клайд никогда не поймет, что она отказала ему раз и навсегда?
— Нет, черт побери, нет! — Она яростно оттолкнула руку.
Кто-то настойчиво звал ее:
— Элис, проснись!
Нет, это не его голос… Сна как не бывало. Элл резко села на кровати и несколько секунд оставалась неподвижной, не размыкая век. Наконец поняв, что окончательно проснулась, открыла глаза. О Боже, это Берт!
— Ты? — задохнулась она, натягивая простыню на плечи. — Опять? Не смей больше этого делать!
— Успокойся, Элис.
— Успокоиться? Я же просила стучаться! Ясно дала понять, что не желаю, чтобы ты входил без спроса! Разве непонятно?
— Я стучал. Несколько раз.
— И когда я не услышала, ты снова воспользовался отмычкой?
— У меня не было другого выхода.
Его усмешка привела ее в бешенство.
— Даже рабы имеют право на личную жизнь, Берт.
Он рассмеялся.
— Ты не рабыня, Элис, хотя тебе не платят за работу и ты мне не принадлежишь.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя твоей собственностью.
— Правда? — Глаза его озорно блеснули.
Элис понимала, что он ее специально дразнит, но в голосе было еще что-то такое, от чего сердце глухо застучало в груди.
Она твердо сказала:
— Не прикасайся ко мне.
— Это жестоко, Элис. Ты выглядишь так соблазнительно. — Озорство в его тоне усилилось. — Рука… плечо…
Щеки Элис вспыхнули.
— Убирайся! Я тебя предупреждаю, Берт, в последний раз. Больше здесь не появляйся! Иначе я уеду.
— Приходи вовремя, и этого не случится.
— Ты о чем?
— Ты должна была быть на кухне полчаса тому назад.
— Среди ночи?
— Уже почти рассвело.
Элис взглянула на часы.
— Половина шестого! Ты заставляешь меня вставать в такую рань?!
— В лагере день начинается рано.
— Но не так же.
— К этому времени Зара уже ставила хлеб в духовку.
— Хлеб? — Девушка растерянно посмотрела на него. — Ты считаешь, что вдобавок ко всему я еще должна печь хлеб?
— А разве я тебе этого не говорил?
— Нет, черт подери!
— Замечательный хлеб, который ты ешь каждый день, ты думаешь, он из пекарни?
— Я об этом вообще не думала. — Но она явно не могла успеть к половине шестого.
— Тут ты права. Хлеб, который она пекла утром, был готов только к ланчу. А по утрам люди ели испеченный накануне.
— Понимаю.
— Этот хлеб — гордость Грин Глейда, — сказал Берт.
Чашка дымящегося кофе и толстый ломоть хлеба съедались ранним утром рядом с открытым джипом. Закрыв глаза, Элис представила пар, поднимающийся над ароматным напитком, ощутила тепло чашки, согревающее руки, почувствовала на языке вкус хлеба, пахнущего жареными орехами, такого замечательного, что к нему не нужно было ни джема, ни масла. В этом Берт был прав. Хлеб Зары был неотъемлемой частью Грин Глейда.