— Но я… не ем язык. Он вырван из глотки мертвой коровы.

— В прошлый раз вы нам рассказывали, как посылали друг другу «валентинки»… сладкая парочка, голубки. И про вашу знакомую, которая хотела к приезду мужа сделать себе утяжку живота.

— Липосакцию.

— И кто-то еще спросил: это она из любви или из тщеславия?

— Еще такой был вариант: из-за женских комплексов.

— Мне для сведения. Этот план возник у нее до того, как ее муж сделал себе радикальную тестэктомию — так это называется?

— Задолго до того, естественно. Но потом она передумала.

— С чего это?

— По-моему, я рассказывала.

— Мы говорили про… как там Дик выразился?

— Про интромиссию через задний проход.

— Короче, она потом передумала. Конечно, я вам рассказывала.

— Вернемся к нашим баранам: еще был вопрос, кто из нас собирается потом дома заняться любовью?

— На этот вопрос ответов практически не было.

— Так вот куда ты нас завел, Дэвид, после своего сократовского предисловия?

— Нет. А может, да. Нет, не совсем так.

— «Веди, Макдуф».

— Это мне напоминает сценку, когда за столом, в присутствии мужчин, кто-то позволяет себе заметить, что размер причиндалов непосредственно связан… Дик, ты почему прячешь руки под стол?

— Потому что я знаю, чем заканчивается эта фраза. А если честно — просто хочу избавить присутствующих от сложных вычислений размера моих, как ты выражаешься, причиндалов.

— Сью, один вопрос. Мы тут прослушали лекцию насчет разницы между сравнением и метафорой. Скажи, какой лингвистический термин наиболее удачно описывает соотношение между размером рук мужчины и размером его причиндалов?

— А «выпендреж» — это лингвистический термин?

— Есть специальный термин для уподобления меньшего большему. Или части — целому. Литота? Гендиадис? Анаколуф?

— По мне — это больше похоже на греческие курорты.

— Разрешите вклиниться: мы совершенно не говорим о любви.

— …

— …

— …

— …

— …

— …

— Я лично так считаю.

— Один мой знакомый как-то сказал, что счастье не может длиться более двух недель подряд.

— И кто же этот жалкий урод?

— Один мой знакомый.

— Это наводит на размышления.

— А что тут такого?

— Ну как же, «один мой знакомый» — кто-нибудь помнит Мэтью? Помните, нет? Это был величайший coureur de femmes [4] .

— Переводчика, пожалуйста.

— В общем, он перетрахал всю Англию. Энергия — неуемная. И постоянная… готовность. Так вот, было время, когда… как бы это сказать… ну… женщины взяли моду во время секса стимулировать себя руками, пальцами.

— И какова же, по-твоему, точная датировка этого явления?

— Между снятием запрета на леди Чаттерлей и выходом первого диска «Битлов»?

— Нет, если уж тебе это так важно. Позднее. Наверное, где-то в семидесятых…

— И Мэтью в ходе своей обширной практической деятельности очень скоро выявил это… социально-мануальное новшество, а потом решил поделиться с одной своей знакомой — не с любовницей, не с бывшей, а просто с приятной собеседницей. С задушевной подругой. Выпили они по бокалу вина, и он ей, как бы между прочим: «Мой приятель заметил одну особенность: женщины во время секса стали больше ласкать себя руками». На что подруга ему и говорит: «А твой приятель, случайно, не заметил, что у него член с ноготок? Или он не умеет им пользоваться».

— Уже можно смеяться, да?

— Он потом умер. Довольно молодым. Опухоль мозга.

— А один мой знакомый…

— Просто знакомый или «Знакомый»?

— Уилл. Помнишь такого? У него был рак. Пил, как лошадь, дымил, как паровоз, ни одной юбки не пропускал. Как сейчас помню: к тому времени, как ему поставили диагноз, метастазы успели поразить печень, легкие, уретру.

— Для этого есть лингвистический термин: «идеальная справедливость».

— Вот ужас, да?

— Погоди, про Мэтью ты сказала: умер от опухоли мозга. Что-то тут не сходится, ты согласна?

— Вероятно, секс постоянно был у него на уме.

— Не самое подходящее место для секса, сказал мудрец.

— Любовь.

— Будь здорова. За тебя.

— Я читал, что у французов есть одно любопытное выражение: когда у мужчины расстегнута ширинка, ему вежливо говорят «Vive l’Empereur». Правда, сам я такого не слышал. Не понимаю, почему так говорится.