— И? — жалобно спросил Гутред. — Что же нам делать?

— Ясное дело что: мы запремся в крепости, мой господин. В безопасном месте.

— Где? — уточнил король.

— В Дунхолме, — ответил я. — Где же еще?

Гутред молча уставился на меня. Все молчали. Даже церковники, всего мгновение назад вопившие, требуя моей смерти, утихли. А я вспомнил Альфреда, который в ту ужасную зиму, когда весь Уэссекс, казалось, был обречен, думал не только о том, чтобы выжить, но и о том, чтобы победить.

— Если мы выступим на рассвете, — продолжал я, — и будем двигаться быстро, то через два дня мы возьмем Дунхолм.

— И ты сможешь это сделать? — спросил Гутред.

— Нет, мой господин, — ответил я, — мысможем это сделать.

Хотя я не имел ни малейшего представления, как именно. Все, что я знал: нас мало, а врагов у нас без счета, и до сих пор Гутред смахивал на мышь в лапах котов, однако пришло время нанести ответный удар. А Дунхолм, поскольку Кьяртан послал множество своих людей охранять подступы к Беббанбургу, был сейчас слаб как никогда.

— Мы сможем это сделать, — заявил Рагнар и подошел, чтобы встать рядом со мной.

— Ну, тогда мы сделаем это, — заключил Гутред.

Таким образом, все было решено.

Священникам не понравилось, что я остался безнаказанным. А еще меньше им понравилось, что Гутред отмел все их жалобы и попросил меня пойти с ним в маленький дом, в котором поселился.

Гизела тоже пошла туда. Она встала у стены и наблюдала за нами. В комнате горел небольшой очаг. Был холодный полдень — первые заморозки, ибо надвигалась зима.

Гутред был явно смущен, оказавшись почти наедине со мной. Он слегка улыбнулся.

— Прости меня, Утред, — запинаясь, проговорил он.

— Ты ублюдок! — ответил я.

— Утред… — начал он, но не смог придумать, что еще сказать.

— Ты кусок горностаева дерьма, — сказал я, — настоящий эрслинг.

— Я король, — возразил он, пытаясь обрести достоинство.

— Тогда ты королевский кусок горностаева дерьма. Эрслинг на троне!

— Я… — Однако он не смог подобрать слов, поэтому сел на единственный в комнате стул и беспомощно пожал плечами.

— Но ты рассудил правильно, — заметил я.

— Да? — Его лицо прояснилось.

— Предполагалось, что ты пожертвовал мной, чтобы войска Эльфрика сражались на твоей стороне. И что с его помощью ты раздавишь Кьяртана, как вошь. Однако это не сработало! Кьяртан все еще здесь, и Эльфрик называет себя повелителем Берниции, а твои подданные датчане не сегодня-завтра восстанут. Так, спрашивается, чего ради я провел в рабстве больше двух лет?

Он ничего не ответил.

Я отстегнул с пояса меч, снял через голову тяжелую кольчугу и уронил ее на пол. Гутред озадаченно наблюдал за тем, как я стаскиваю рубашку с левого плеча. А потом я показал ему шрам, который Хакка оставил у меня на руке.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил я.

Гутред покачал головой.

— Это клеймо раба, мой король. У тебя такого нет?

— Нет, — ответил он.

— Значит, я получил его за тебя. И добро бы я еще пострадал ради пользы дела. Однако что получилось? Ты беглец, которым вовсю манипулируют священники. А ведь я еще давно советовал тебе убить Ивара.

— Я должен был это сделать, — признал Гутред.

— И ты позволил этому жалкому ублюдку Хротверду обложить десятиной датчан?

— Это было сделано ради того, чтобы возвести гробницу, — ответил Гутред. — Хротверду приснился вещий сон. Он сказал, что с ним говорил сам святой Кутберт.

— Кутберт что-то очень болтлив для покойника, не находишь? Не пора ли вспомнить, что этой землей правишь ты,а не святой Кутберт?

На Гутреда было жалко смотреть.

— Но христианская магия всегда помогала мне, — проговорил он.

— Ничего подобного, — пренебрежительно бросил я. — Кьяртан жив, Ивар жив, датчане вот-вот восстанут. Забудь про христианскую магию! У тебя теперь есть я и ярл Рагнар. Он лучший человек в твоем королевстве. Позаботься о нем. Слышишь?

— И о тебе, Утред. Я позабочусь о тебе, обещаю.

— Ну, положим, об Утреде я и сама позабочусь, — вмешалась Гизела.

— Не забывай, что скоро ты будешь моим шурином, — сказал я Гутреду.