— Лидия Николаевна, остановитесь-ка, — неожиданно попросил Иван Петрович. Он вылез из машины, подошел к пшеничному полю, сорвал колосок и по-хозяйски стал растирать его на ладони.

— Ну, как, Иван Петрович, соседская пшеничка? — поинтересовалась Фиалковская.

Он промолчал, и только в машине хмуро проговорил:

— Хороший налив. — Но тут же торопливо добавил: — А у меня все-таки лучше. Лучше!

Пофыркивая и скрипя своими Стариковскими железками, удалой«москвичок» упрямо катил и катил по дороге, а за ним, подобно дымному следу ракеты, неотрывно волочился пыльный хвост...

Буран — село большое, зеленое. Издали казалось, будто бурановские строения ходили-бродили по холмам да по степным раздольям, а потом остановились на берегу, выстроились в шеренгу и залюбовались лесом, буйно зеленевшим на той стороне реки.

В селе одна улица — широкая, длинная. Выгибаясь, она повторяла изгиб речного берега.

Фиалковская остановила машину у крыльца председательского дома.

— Вот и мой дворец, Миша, — сказал Иван Петрович. — Строил своими руками и по собственному проекту.

Михаил Петрович поблагодарил Фиалковскую, пожал ей руку на прощание.

— Заходите, Михаил Петрович, буду рада видеть вас в больнице, — пригласила она.

Когда Фиалковская уехала, Иван Петрович поинтересовался:

— Ну, как тебе наша докторша?

Гость неопределенно пожал плечами: он ничего не мог сказать о ней, кроме того, что она приличный шофер.

— Зубастая женщина, жалко отпускать такую... А по всему видать, уедет скоро от нас.

— Уедет? Почему?

Иван Петрович махнул рукой:

— Старая песня! У нас, братец мой, так повелось: два-три года пройдет — и новый врач едет, новый агроном... Не держится ученая молодежь на селе. Отрабатывать приезжает, как на поденщину...

— Значит, плохо держит председатель.

Задетый за живое, Иван Петрович быстро возразил:

— Нет, стараюсь держать, условия создаю. Жилье? Пожалуйста, занимай, живи. Питание? Ешь на здоровье, выписывай со склада... Что еще человеку надо? Ты посмотри, красотища-то кругом какая!

Из соседней калитки вышла уже немолодая женщина, до самых глаз повязанная белым платком. В руках она держала решето, доверху наполненное румяными пирожками, булочками, ватрушками.

— Ой, Иван Петрович, уже приехали. Встретили гостечка!

— Встретил, Наталья.

— А мы с Фросей не управились еще. Вот беда-то, вот беда... — Наталья глянула на братьев и с каким-то удивлением воскликнула: — Батюшки, похожи-то как!

— А как же, родные ведь, — небрежно ответил ей Иван Петрович.

Дом у брата — новый, обшитый тесом, крытый ребристым шифером. Двор с улицы отгорожен плотным дощатым забором. Забор упирался в глухую стену соседской Натальиной избенки, как бы стремясь отпихнуть ее подальше: не пристало, дескать, стоять нам с тобой рядом!.. На окнах — крашеные ставни, резные наличники, такой же резьбой отделаны крыльцо и карнизы. На фронтоне дома, у слухового оконца, виднелся крохотный балкончик. Под окнами, в палисаднике, цвели высокие гибкие мальвы. Их цветы напоминали маленькие трубы старинных граммофонов.

Все это сразу увидел и приметил Михаил Петрович.

— Входи, входи, Миша, посмотри, как живут хлеборобы, — радушно пригласил Иван Петрович и тут же с крыльца крикнул в отворенную дверь: — Встречай, привечай, Фрося, дождались!

Смуглая, черноволосая, черноглазая братова супруга хлопотливо стала вытирать руки о белый ситцевый передник, смущенно восклицая:

— Ой, да милости просим, милости просим!

В большой передней комнате было много цветов. В кадушечках, в горшочках, обернутых розовой, с зубчатыми краями бумагой, цветы стояли на подоконниках, на табуретках, на высоких тумбочках-подставках. Во всем доме крепко пахло зеленью и свежим хлебом.

«Здесь, наверное, и зимой чувствуется лето», — подумал Михаил Петрович.

Посреди комнаты — раздвижной стол, на нем расставлены пустые тарелки. Видно, хозяйка готовилась к приему гостей, но какие-то непредвиденные обстоятельства помешали, и ей сейчас неловко от того, что гость уже приехал, а стол не накрыт. Заметив смущение супруги, Иван Петрович поспешил на выручку:

— Мы, Фрося, на речку сходим, окунемся чуток с дороги, а потом уж сядем за стол и капитально подзаправимся.

Но уйти на речку братьям не удалось: в комнату вбежали загорелые, похожие на Фросю черноголовые мальчики и заинтересованно уставились на гостя черными глазенками.

— Что надо сказать, озорники? — строго обратился к сыновьям Иван Петрович.

— Поздороваться ж надо и познакомиться с дядей Мишей, — улыбаясь, подсказала мать.

Ребята смело подошли к дяде, и каждый по-взрослому протянул руку.

— Вася, — назвал себя десятилетний крепыш.

— Толя, — представился шестилетний.

— Здравствуйте, здравствуйте, племянники! Вот вы какие! Ну-ка, подходите сюда. — Михаил Петрович раскрыл чемодан и стал нагружать ребят коробками, приговаривая: — Это вам гостинцы.