— В таких никудышных условиях о серьезной работе и думать нечего, — доказывала она.

— Сама ты никудышная, — сердито упрекнул ее Светов. — И не улыбайся, пожалуйста, обедать я у тебя не останусь, — заявил он и тут же с неожиданной ласковостью добавил: — Некогда, Лидочка, на всех парусах спешу к Сережке Круглову — у него там какая-то штуковина стряслась. Ты его знаешь, он зря в панику не ударится.

И Светов исчез. Фиалковская помахала ему рукой из окна и сказала:

— Вот баламут. Приедет, нашумит, накричит... Да нет, Михаил Петрович, вы только подумайте, он требует, чтобы здесь было все для операций! Какие операции? Тут повернуться негде.

— Но кое-что иметь нужно, — возразил Михаил Петрович.

— Он требует не «кое-что»... Вообще Светов одержимый чудак. Будь его воля, он, кажется, на каждом полевом стане держал бы набор хирургических инструментов. Это его болезнь.

В кабинет вошла дежурная сестра.

— Лидия Николаевна, звонили из Соловьиного хутора, спрашивали — вы сами приедете или привозить сюда старика Дымченко.

— Позвони, Тоня, еду, сейчас же еду, — ответила Фиалковская, потом обратилась к Михаилу Петровичу: — Не хотите ли поехать со мной? Больного я вам показывать не стану. Вы только будете охранять машину, чтобы мальчишки не гудели.

— И в качестве сторожа согласен!

Фиалковская была отличным шофером, и Михаилу Петровичу даже казалось, что в медицинский она пошла случайно, что ей более к лицу какая-нибудь техническая профессия.

Они ехали по проселку среди бронзово-желтого пшеничного поля. Дорога была пустынной. Уборка здесь еще не начиналась и потому-то, видимо, не было встречных машин. Фиалковская стала рассказывать о больном старике Дымченко из Соловьиного хутора, но вдруг умолкла, заглянула в смотровое зеркальце, обернулась назад, и в это же время их обогнал огромный самосвал с отделанным досками кузовом. Впереди он развернулся и встал посреди дороги.

Фиалковская резко затормозила.

Из кабины самосвала выскочил уже знакомый Михаилу Петровичу шофер Коростелев. Этот огненно-рыжий парняга подошел к «москвичу».

— Ну, здравствуй, Лида.

— Здравствуй, Коростелев, — как-то испуганно и сердито отозвалась Фиалковская.

— Поговорить надо, выйди на минутку, — попросил он Фиалковская глянула на Михаила Петровича, как бы говоря: что поделаешь, придется выходить.

Он остался в машине один. Впереди боком стоял большой самосвал с медведем на радиаторе. Казалось, будто самосвал зло косится грязноватыми запыленными фарами, а медведь на радиаторе вот-вот готов зарычать и сверху кинуться на маленького «москвича».

Коростелев и Фиалковская стояли поодаль, у края пшеничного поля. Коростелев срывал колоски, мял их в руках и что-то говорил, угрюмо опустив голову, как-будто хотел боднуть собеседницу. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу, порывалась уйти, но он загораживал дорогу, продолжая в чем-то убеждать, что-то доказывать ей. Но вот Фиалковская резко отмахнулась, торопливо подошла к «москвичу» и рванула дверцу.

Коростелев немного постоял один, швырнул измятые колосья, потом подскочил к самосвалу, неуклюже залез в кабину. Самосвал сердито заурчал, подался назад, приминая шершавыми колесами пшеничные стебли, развернулся, выплюнул из глушителя сизовато-черные космы дыма и рванулся вперед, окутанный облаком пыли.

Фиалковская молчала. Михаил Петрович догадывался, что она взбудоражена этой неожиданной встречей.

— Вы знакомы с шофером? — осторожно спросил он.

— Знакома... Это мой бывший муж... Да, да, бывший, бывший, — упрямо твердила она, точно хотела убедить в этом и себя, и спутника, и всех тех, кто не слышит ее.

— Бывший муж? Почему — бывший?

Фиалковская с отчаянием глянула на доктора.

— Очень прошу вас, Михаил Петрович, никогда, никогда не спрашивайте о нем.

Вечером вернулся домой брат — запыленный, заметно уставший. Он долго умывался во дворе. Мешая друг другу, сыновья поливали из кружек отцу на руки. Чисто вымытый, стряхнувший усталость, Иван Петрович вошел в дом.

— Давай-ка, хозяюшка, ужинать! — крикнул он Фросе. — И графинчик не забудь, на сон грядущий можно выпить с братцем по единой! Слышно, Катков заболел, что с моим кладовщиком? — спросил он у брата. — Этакий здоровило.

— Пищевая интоксикация.

— Что, что? — не понял брат.

— Консервами отравился.

— Да ну? И как же теперь?

— Завтра выпишется из больницы.

— Завтра — это ничего, завтра — терпимо... Значит, опять попал наш Катков к докторше в руки, — рассмеялся Иван Петрович.

— Он что, часто болеет?

— Да нет, часто воюет с докторшей... Чуть что не так на складе, она бах-бах — и акт на Каткова, и штраф за антисанитарию. Катков докторшу терпеть не может. Уж она ему пропишет лекарство!

— Мне кажется, и ты не питаешь к врачу нежных чувств.