В райцентре они заехали в чайную пообедать, потом подкатили к двухэтажному кирпичному зданию. Здесь раньше размещался райком партии, а теперь было втиснуто производственное управление, о чем говорила большая, неуклюжая вывеска над парадной дверью.

— Ни пуха ни пера, Виктор Тимофеевич, — напутствовал доктор.

— Жаль, что мы еще не настолько знакомы, чтобы к черту посылать. Ладно, обойдемся без черта. Не сердитесь, если задержусь долго, — сказал Синецкий и ушел.

В киоске, что стоял рядом с чайной, Михаил Петрович купил свежие номера «Октября» и «Юности» и стал просматривать журналы. Он только было увлекся новой повестью известного писателя, но кто-то бесцеремонно отворил дверцу машины.

— Что, брат-шофер, на приколе стоим? Давай-ка в нашу компанию, козла забьем! — Это говорил рыжеватый парень с широким добродушным лицом, обрызганным веснушками.

Раз уж приняли за шофера, ничего не поделаешь, придется играть в домино.

Напарником Михаила Петровича оказался тот же рыжеватый парень с веснушками, а противниками два шофера. Один угрюмый на вид молчаливый мужчина лет под пятьдесят с небритым подбородком, на котором седина уже победила черноту; второй — маленький, верткий мужичонка неопределенного возраста (ему можно было дать и тридцать лет, и сорок, и все пятьдесят) в стареньком замасленном картузе, по-ухарски сдвинутом набекрень. Были здесь и зрители — «болельщики» для азарта. Зрители подтрунивали, смеялись, но тайн игроков не выдавали.

Михаил Петрович видел, что у здания управления стояло много легковых машин — газики, «Волги», «москвичи», «победы» и даже мотоциклы с колясками.

Известно, что нет более осведомленных людей на свете, чем водители персональных машин. Они все знают, они слышат разговор начальства, и если собираются вместе, по-своему начинают комментировать события.

— Опять вызвали твоих? — обратился рыжеватый парень к мужичонке неопределенного возраста. Будто обрадовавшись возможности рассказать о «своих», тот оживился, узкие, с косым разрезом, глаза его весело заблестели.

— Опять вызвали! — воскликнул он. — Всю весну таскали за посевную, теперь за уборочную... Чудеса! Весной-то прислали к нам уполномоченным заведующего сберегательной кассой. Человек он точный, дотошный, копейку не пропустит... Ну, сказали ему в управлении — срок сева такой-то. Приехал он, а наши голубчики еще и сеять-то не начинали. Уполномоченный к председателю — что не сеешь? Начинай! Но наш Макар Егорыч стреляный воробей. За посевную, говорит, у меня агроном отвечает. Уполномоченный к агроному — почему, такой-сякой, не сеешь?.. Агроном наш бирюк бирюком, слова из него не вытянешь Уполномоченный и пристал к нему, как банный лист. Слушал, слушал наш агроном и озлился, вышел из терпения. Пошел ты, говорит, к такой-то матери, я в твою сберегательную кассу не лезу, и ты не лезь ко мне, сам знаю, когда сев начинать. С уполномоченного по телефону сводки требуют, а какую он сводку даст? Примчался Рогов и бух-бах материал на наших голубчиков в районную прокуратуру! И пошла писать губерния, и завертелось колесо — дознание, расследование... Наши-то голубчики посеяли, как нужно было, а их таскают, а их допрашивают и уже суд назначили. А тут и уборочная подошла. Глянули следователи — урожай-то хороший, повыше, чем у соседей, которые уполномоченных боялись... Как тут судить наших голубчиков? Прихлопнули «дело».

Шоферы смеялись. Небритый молчаливый мужчина подал голос:

— Хорошо теперь смеяться, а могли бы и засудить.

— Факт, могли, — согласился мужичонка и продолжал. — А теперь вот за уборочную таскают... Наши голубчики объехали поля, посмотрели, прикинули и наметили, где раздельно убирать, где прямым комбайнированием. И начали... А тут, как на грех, опять Рогов нагрянул. Увидел он, что комбайны пущены напрямую и зашумел, зашумел — нарушение! Вот их и вызвали для капитальной прочистки мозгов, чтобы поменьше рассуждали.

— Да какое же нарушение! — возмутился один из «болельщиков». — Головой же думать надо — ежели поле чистое, ежели пшеничка подошла, можно и напрямую. Сам был комбайнером, знаю!

— Ишь ты, умный какой, — плутовато заулыбался мужичонка. — А куда денешь ценное указание? Сам же, небось, читал в газете: «Уберем только раздельно... более прогрессивно...»

— Постановление-то весной писалось, тогда неизвестно было, какие хлеба вырастут.

— Начальство наперед все знает.

— Я так думаю, братцы, где-то недогляд, — вмешался еще один из «болельщиков». — Вот взять, к примеру, наш совхоз, нашего директора. Ты его разбуди ночью и спроси — Кузьма Александрович, что ты посеешь на таком-то или на таком-то поле. Он тебе все, как стихи, отзубрит, потому что все знает, каждый комок земли ему знаком. Тридцать лет в совхозе, письма из Москвы от академиков получает... А ему — жик из нашего управления указание: сей сахарную свеклу на корм. Помилуйте, говорит, какая же свекла в нашей степи, только землю, говорит, зря помучаем... А ему в управлении: ты против политики идешь, ты консерватор и — кыш с работы... До обкома дело дошло. На работе оставили, а «строгача» все-таки вкатили... А ведь ему-то лучше знать, где и что сеять надо.

Мужичонка вскочил, боевито ударил костяшкой по столу и крикнул:

— Встать, «козлы»! Под стол за сеном!

— Что же ты мою двойку забил, — чуть ли не со слезами на глазах упрекал Михаила Петровича рыжеватый напарник. — На пятерочный конец нужно было ставить, ротозей ты этакий!

— Под стол! Под стол! — смеясь, командовал мужичонка.

Михаилу Петровичу пришлось лезть под стол, вслед за ним полез и напарник, воинственно грозясь:

— Ничего, ничего, отыграемся и тоже под стол загоним! — И вдруг, взглянув на Михаила Петровича, спросил удивленно: — А ты кого привез? Ты откуда будешь? Что-то не примечал тебя раньше...

— Из Бурана, — ответил Михаил Петрович.

— Как? Неужто Воронов Тимку Юркина вытурил? Я ж Тимку на прошлой неделе видел, все у него в ажуре было.

— И Воронова тоже вызвали? — ни к кому не обращаясь, спросил мужичонка неопределенного возраста. — Ну, братцы, пошло-поехало, если уж сам Воронов проштрафился. Он же нос по ветру держал... Чуть что Рогов скажет, Иван Петрович в лепешку разобьется, а исполнит указание.

— Значит, что-то где-то не исполнил, если на взбучку вызвали...