— Кровь моя, но нельзя же актёрам и впрямь головы рубить. Актёров не напасётесь, — сказала она и злобно рассмеялась, представив, как режиссёр водил носом по простыне.

Поднимая мешочек с пола, она поучительно добавила:

— Актёры — это живые люди. Их в мусорное ведро не выкинешь, как этот муляж. Но и эта тряпица, прежде чем попасть на свалку истории, сослужит одну службу.

Сидя на стуле, режиссёр в недоумении озирался, будто чего-то ожидая. Пока он испуганно отмахивался руками, как от наваждения, она, тихо напевая, мешочком стала протирать пол. Подобрав остатки граната, она запихала их в мешочек и пошла выкинуть.

Сполоснув руки, она вернулась и обратила внимание, что теперь глаза режиссёра застыли в одной точке. Приблизившись к его лицу, она холодно спросила:

— А теперь-то вы узнали меня?

Он испуганно отшатнулся, а она наклонилась ещё ближе и неумолимо продолжила экзекуцию:

— Вспомнили театр одного зрителя?.. Может быть, напомнить?..

Режиссёр съёжился и с мольбой в глазах посмотрел на неё. Его жалкий вид ещё больше воодушевил её, и она приказным тоном спросила:

— Вы видите своё отражение в моих глазах?..

Режиссёр ещё больше съёжился, и она, со злорадством в голосе, продолжила:

— Вот вы не видите себя в моих глазах, а я вижу себя в ваших глазах. Моё отражение и есть тот самый зритель, а я актриса, которая играет пьесу для него. Что касается вас, то в моём театре вы просто реквизит — потускневшее зеркало в пожухлой рамочке. Вам понятно?.. Ваши глаза — зеркало, а вы сами, с ног до головы, как рамочка для зеркала.

Его глаза злобно сверкнули, и она иронично-издевательским тоном продолжила:

— Ух, ты! Как вы оскорбились. Надеетесь просверлить меня своими глазами? До чего же глупо с вашей стороны. Вы ещё не догадались, что даже тысяча таких же глаз, как у вас, в моём театре — это лишь тысяча зеркал, где в разных ракурсах будет жить мой зритель?

Она подошла к небольшому овальному зеркалу на стене и, обернувшись, удивлённо спросила:

— Неужели вы забыли о театре одного зрителя?.. — и с огорчением в голосе продолжила:

— Надо же… Сами рассказывали о нём, а теперь забыли.

Она сняла зеркало со стены и повернула его к режиссёру.

— Нет. Наверно, вы меня плохо поняли. Объясняю ещё раз, — назидательным тоном продолжила она. — Если вы не видите своё отражение в моих глазах, то посмотрите на своего зрителя в зеркале. Конечно, это пока не театр, потому что ваш зритель исчезнет, как только вы отвернётесь от зеркала, — она повесила зеркало на место и продолжила таинственным голосом:

— Театр оживает только тогда, когда вы уходите, а ваш зритель остаётся и продолжает жить в чьих-то глазах. Представляете себе такое? Вас уже нет, а ваше отражение осталось. Вы давно ушли, а ваш образ вселился в чьё-то сознание, и живёт себе там припеваючи. Представляете, что это за фантастика?.. Вы гениальный человек! — воскликнула она. — Сумели превратить эту фантастику в мою реальность, — тон её голоса стал жёстким. — Однажды вы разыграли свою пьесу, и ваш образ врезался в моё сознание. Он вжился в меня, стал моей плотью, и капля за каплей отравлял мою жизнь, каждый день, каждый час, — она судорожно проглотила слюну. — Но вы не думали, что у всех людей есть свой неповторимый театр, и пьесы там разыгрываются для одного зрителя. Вы не подозревали, что между такими театрами происходят самые настоящие дуэли. Правила очень простые: кто своей пьесой пронзит сознание противника и добьётся её признания, тот и побеждает. В первой дуэли победили вы…

Она перевела дыхание и с нарастающим чувством продолжила:

— А сейчас я владею вашим вниманием! Это моей пьесой вы так поглощены. Ваши глаза застыли, остекленели. Они стали зеркалом в моём театре, и там я чётко вижу своего зрителя. Он ожил в ваших глазах! Вы беситесь и готовы живьём сожрать его, но ничего не можете сделать! Ведь вы только рамочка для зеркала. Моя пьеса сразила вас наповал! Ваши надежды и мечты в один миг исчезли, испарились! Теперь вы, как жирная муха, размазаны на зеркале! Мне приятно сознавать это, и я удовлетворена!

Горестно качая головой, режиссёр закрыл глаза, потому что видеть её уже было невмоготу. Он тёр глаза, но образ не исчезал, а, напротив, всё глубже и глубже въедался в сознание. Видеть её даже с закрытыми глазами становилось невыносимым, и из-под ресниц режиссёра выскользнула скупая слеза. Увидев слезу, она несказанно обрадовалась, и с нарастающим восторгом крикнула:

— Эй, там! Немедленно утрите сопли и готовьте актёрскую уборную для новой актрисы!

Она эффектно вскинула свою руку вверх, притопнула ногой, но режиссёр не шелохнулся.

— Тук-тук-тук, — постучала она по спинке стула. — Господин режиссёр, вы же обещали мне, что я немедленно стану ведущей актрисой у вас в театре, как только покажу свой театр одного зрителя. Свои обещания надо выполнять, — игриво прошептала она ему на ухо, а спустя мгновение обиженно воскликнула:

— Но я вижу, что вы не хотите сделать это! Вы меня обманули! Обманули! Как же вам не стыдно! — и сразу же, как ребёнок, заскакала по комнате, весело напевая дразнилку:

— Не хотите и не надо! Не хотите и не надо! Зато я! Это я — героиня театра!