Как только парень вышел, доктор тихо сказал цыганке, чтобы она предупредила бы законника о необходимости соблюдать тайну её родственной связи.

– 110-

— Стой! — вскрикнул законник, — Ты шифр помнишь?

— Конечно, — испугался парень. — Я его на всю жизнь запомнил.

Законник открыл блокнот, а парень выпалил цифры. «Вот так совпадение! Это же телефон адвоката. И на корабле мне шифр знакомым показался», — под конец вспомнил законник.

— Как же твой кореш должен был известить своего благодетеля? По телефону?

— Нет. Мы с вокзала вышли, и только я за угол завернул, вижу, мент топает. Я назад. Издали увидел, как кореш что-то написал на открытке и в почтовый ящик бросил. Я к нему: — «Ты что это в почту кинул?», а он в ответ, что весточку послал туда, куда надо… А на чём кореша замели?

— Сосед твоего кореша радиолюбитель, и телефон у них общий, на блокираторе. Так вот, этот радиолюбитель так устроил, что все разговоры твоего кореша мог подслушивать. Вот он и подслушал, как кореш пугал твою сестру, а она со страху сбежала.

— Вот гадина! Напугал, чтоб все подозрения на ней были? Да я его…

— Успокойся. Его же нет в живых, а с твоей сестрой всё в порядке. Потом скажу, где она. Давай, жарь дальше, — сказал законник.

— Когда мы у барыги шуровали, он, гад, колье какое-то искал. Пока он, гадина, отыскал колье, я на поезд и опоздал. Всё бормотал, что без колье ему хана. С чего это хана, такой суке? Непонятно было, но я не спрашивал, потому что на взводе был сучара. И ещё. Сначала он положил свой портфель в одну ячейку, шифр набрал, уже и дверцу хотел захлопнуть, а потом увидел рядом другую ячейку, и всё туда переложил. Колье он на портфель сверху положил, будто, его отдельно забрать должен был. Он шифр набирал, а колье выскользнуло и за рукав зацепилось. Пока он колье отдирал, я цифирьки и углядел в зеркальце.

— Колье, говоришь? — задумчиво переспросил законник. — Колье… колье… Ну, конечно же, колье! — обрадовался законник, вспомнив что-то. — Что же ты с такими бабками, да без ствола? У барыги ведь и похлеще пёрышка припрятано было.

Настроение законника, явно, приподнялось.

— А это он, сучара, отговорил брать. Сказал, что теперь по документам я журналист. Приписка там была, что все органы власти должны оказывать содействие. Сказал, что это лучше всякого оружия. А ежели с деньгами поймают, скажешь, что как журналист ведёшь независимое расследование. Деньги получил от мошенника, и теперь везёшь их в редакцию. Что и как, пока сказать не можешь. Потом всё узнаете из прессы. Видите, скажешь, даже оружия нет, чтобы деньги охранять. Одним словом, оказывайте содействие честному журналисту. Телефон редакции дал, где этот фраер работает, я и поверил гадине. Купил себе билетик на кораблик, зашёл в магазинчик за леской и целлофаном, и вдруг, бац, шлюха моя ненаглядная топает, клиента ищет. А я в усах, сюртучок кожаный, очки, на шею платочек повязал. У барыги подобрал шикарную экипировочку под модного журналиста, так что сам себя не узнал в зеркале. Бегом к ней и говорю: — «Мадам, обслужите меня по высшему разряду, но я люблю, чтобы вода плескалась поблизости». Вначале я решил утопить её. Знал, где у неё там, на дальних складах, лежбище заготовлено, и вода прямо за стенкой хлюпает. Идём, а я ей краешек денег из кармана сюртучка показываю, чтоб туда смотрела, а не на меня. Так и не признала меня, дурёха. Пришли, врезал я ей по мордасам, она в отключку, а там канаты старые валяются. Связал по рукам и ногам. Хотел сначала её водичкой попоить, а потом уже топить. Покойники ведь сами воду не пьют, а потом всплывают. Пока она в отключке была, стал в сумочке рыться, а там ножницы маникюрные. Смотрю на часы, до отплытия всё равно ждать. Ну, думаю, помучаю тебя, чтоб и за прораба хоть какая расплата была. Рот трусиками заткнул, раздел её и сам разделся, чтобы одежду не замарать. После барыги учёным стал. Она очнулась, глазёнками зырк-зырк и мычит, чтобы на нервы действовать. Я ей и говорю, чтобы глазёнками раньше времени не зыркала и не мычала. Успеешь, говорю, ты ещё на свою рожу налюбоваться, потому что зыркалки я в последнюю очередь выколю. Достаю зеркальце и говорю: — «Смотри, какая ты уродина. Ты меня в тюрьме хотела сгноить, а я тебя в красавицу превращу». Стал я делать ей «пластическую операцию» маникюрными ножницами. Как что отрежу, тут же ей покажу, зеркальце в воде обмою и подношу, чтобы она полюбовалась на рожу. А она вертится подо мной, и много ли настругаешь маникюрными ножницами? Хрящ вообще не берут. Жаль, ножичек раньше времени в воду кинул. Намучился я, и под конец стал тыкать ножницами, куда попало. Изо всех дырок кровь хлещет, я, как вождь краснокожих, а мне ещё деньги в целлофан паковать надо. Как был, голышом, в воду, обтёрся её платьем, и стал банкноты складывать. Пока всё упаковал, она кровью истекла. Поднялся на корабль, все с берегом прощаются, а на корме чисто. Замерил леску, обвязал чемоданчик и кинул его за борт. Я так решил, как облава — тут же за борт. Ножницы тоже привязал, чтоб было чем леску резать. Только зря я у матроса спрашивал, сколько метров до винта. Надо было у офицера спросить. А на палубе народ столпился. Дай, думаю, взгляну. Глянул, а внизу докторишко со своей кралей развлекается. Он же, гад, отказался помочь мне в тюрьме. И такая злость меня взяла. Я там, в тюрьме, сейчас должен был гнить, а он с моей сеструхой поразвлекался, помочь отказался, а теперь с другой кралей милуется. И так захотелось мне прибить гада. Заулюлюкал я ему. Милуйся, мол, красуйся, твой смертный час пришёл. А краля его шустрой оказалась. Отбрила меня так, что я тут же решил заодно и её прикончить.

Законник помрачнел, а парень увлечённо продолжил:

— За ужином, смотрю, доктор со своей кралей сидит. Я уже выходил, а тут кухонный ножичек на столе у выхода. Я его прихватил, и краем глаза вижу, что доктор вслед за мной. Вышел я с пёрышком, и в угол потемнее забился. А там дверь была в углу, и намалёвано на ней: «аварийный выход». Подумал, что сейчас аварийный выход для докторишки устрою. До последней минуты был уверен, что всё один к одному. Всё так гладко шло, а тут…

Парень смачно выругался и только после этого смог продолжить:

— Дурак, дурак я! — в сердцах сказал он. — Я же вначале всё так классно придумал! Хотел их прямо по каютам ночью прибить… И с матросом расплатился за то, что он их номера подсказал…

— Как же ты собирался прибить их? — мрачно спросил законник.

— А я железяку подходящую отвинтил и припрятал её под брезентом лодки. Постучался бы в дверь доктора, что крале его плохо, а ей, что с доктором нелады, и по маковке обоих. Причём, каюты у них одноместные, без свидетелей. Но в тот момент всё перемешалось. Думал фортуна сама в руки идёт. Пырну его, потом под шумок его кралю пришью, а сам за борт к чемоданчику. Всё равно, скоро в порт входим, и мне надо будет сигать в воду. Народу много, пока допендрят, что к чему, я уже далеко буду. И тут, мне бы сразу бить по пузу ножом, а я, дурак, кайф решил растянуть. Подозвал его и говорю, что узнал, кто он. Нацелился я на брюхо, и только сказал, что сейчас он за всё заплатит, как бац! Дверь открывается и по руке. Я мажу, а на меня танк в белом кителе прёт. Хотел прямо за борт сигануть, а внизу ещё палуба. Я бегом вниз, и тут матросы набежали. Загнали меня в какой-то вонючий трюм. Понял я, что тактику надо срочно менять, а мой документик уже помеха. Утопил я его с ножичком в баке с какой-то гадостью. Тут меня скрутили, к капитану приволокли. Я истерику закатил, подёргался, вижу, помогает. Можно выкрутиться, да ещё с прибылью выплыть. Написал письмо…

— Письмо я читал, — прервал его законник. — Ты спрыгнул за борт, потом?

— Скинул с себя сюртучок. Всё равно он пустой был, а так подумают, что утоп. Доплыл до кормы и за лески зацепился. Смотрю, спасательный круг мимо плывёт. Я его леской привязал, лёг на него, а корабль постоял, постоял, да и поплыл. А когда до берега уже близко было, вытащил чемоданчик, и стал лески перерезывать. Вдруг вода забурлила, меня с круга скинуло, и враз затянуло вниз. Удар по руке, головой об корму и выкинуло наверх. Руку жжёт, а руки-то нет, и чую, что сознание теряю. Я сразу на круг, а обрывками лески себя обернул. Сообразил, что можно леской и рану зажать. Потом вырубился… Когда очнулся, смотрю, корабль медленно движется, и до берега рукой подать. Вытащил я чемоданчик, а на ручке моя рука болтается. Я и блеванул. От ножниц один ободок остался, резать нечем. Зуб поломал, пока перегрыз леску, которой круг привязывал. А на чемоданчике после удара прореха. Сунул туда руку, стал бабки по-быстрому запихивать в карман. К тому же, светало, пора было смываться. Лёг на круг и стал здоровой рукой грести к берегу. Подобрала меня одна супружеская пара, которая отдыхала там дикарями. Наложили жгут и повезли в больницу. В машине очухался и заприметил по дороге вывеску частного врача. Попросил высадить, якобы друг он мне. Их напугал, что во дворе ходит злая собака. Видите, говорю, хозяин даже на ночь калитку не запирает, а сам уже еле-еле стою на ногах. Хорошо, что провод телефонный заприметил у входной двери. Оборвал его, стукнул в дверь и вырубился. Когда пришёл в себя, наплёл врачу, что руку акула откусила, когда на лодке катался. Он всё в больницу порывался меня сплавить. Заверещал, как крыса, мол, нет у него хирургической нити с иголкой. А я взял ланцет в руку и говорю, что если он ещё раз вякнет про больницу, я сам себе харакири устрою. Вот так я его заставил пробатрачить на меня, но, когда он всё-таки решил пойти позвонить от соседей, я ланцетом чикнул по горлу. Столько шума наделал, пока падал, что жена его прибежала.

— Знаю. Ты ей череп проломил, — сказал законник, а сам радостно подумал: «Дело на мази! Пора звонить гадёнышу, чтобы бабки готовил».

— Да, мне тоже хруст послышался. Говорят, у стариков кости хилые.

— Подожди-ка, — прервал его законник.

Парень услышал, будто целлофановую обёртку надорвали. Что-то скрипнуло и, наконец, машина тронулась с места.

— Теперь всё, что было в домике у врача, вали подробнее. Начни с калитки, и в котором часу это было.

— Зачем вам такая мелочёвка? — удивился парень.