Избранные произведения
вернуться

Дмитриев Иван Иванович
Шрифт:

1802

Воспитание Льва [74]

У Льва родился сын. В столице, в городах, Во всех его странах Потешные огни, веселья, жертвы, оды. Мохнатые певцы все взапуски кричат: «Скачи, земля! взыграйте, воды! У Льва родился сын!» И вправду, кто не рад? Меж тем, когда всяк зверь восторгом упивался, Царь Лев, как умный зверь, заботам предавался, Кому бы на руки дитя свое отдать: Наставник должен быть умен, учен, незлобен! Кто б из зверей к тому был более способен? Не шутка скоро отгадать. Царь, в нерешимости, велел совет собрать; В благоволении своем его уверя, Препоручил избрать ему, По чистой совести, по долгу своему, Для сына в менторы [75] достойнейшего зверя. Встал Тигр и говорит: «Война, война царей великими творит; Твой сын, о государь, быть должен страхом света; И так образовать его младые лета Лишь тот способен из зверей, Который всех, по Льве, ужасней и страшней». «И осторожнее, — Медведь к тому прибавил, — Чтоб он младого Льва наставил Уметь и храбростью своею управлять». Противу мненья двух Лисе идти не можно; Однако ж, так и сяк начав она вилять, Заметила, что дядьке должно Знать и политику, быть хитрого ума, Короче: какова сама. За нею тот и тот свой голос подавали, И все они, хотя себя не называли, Но ясно намекали, Что в дядьки лучше их уж некого избрать: Советы и везде почти на эту стать. «Позволено ль и мне сказать четыре слова? — Собака наконец свой голос подала. — Политики, войны нет следствия другова, Как много шума, много зла. Но славен добрый царь коварством ли и кровью? Как подданных своих составит счастье он? Как будет их отцом? чем утвердит свой трон? Любовью. Вот таинство, вот ключ к высокой и святой Науке доброго правленья! Кто ж принцу лучшие подаст в ней наставленья? Никто, как сам отец». Тигр смотрит как шальной, Медведь, другие то ж, а Лев, от умиленья Заплакав, бросился Собаку обнимать. «Почто, — сказал, — давно не мог тебя я знать? О добрый зверь! тебе вручаю Я счастие мое и подданных моих; Будь сыну моему наставником! Я знаю, Сколь пагубны льстецы: укрой его от них, Укрой и от меня — в твоей он полной воле». Собака от царя идет с дитятей в поле, Лелеет, пестует и учит между тем. Урок был первый тот, что он Щенок, не Львенок, И в дальнем с ним родстве. Проходит день за днем, Уже питомец не ребенок, Уже наставник с ним обходит все страны, Которые в удел отцу его даны; И Львенок в первый раз узнал насильство власти, Народов нищету, зверей худые страсти: Лиса ест кроликов, а Волк душит овец, Оленя давит Барс; повсюду, наконец, Могучие богаты, Бессильные от них кряхтят, Быки работают без платы, А Обезьяну золотят. Лев молодой дрожит от гнева. «Наставник, — он сказал, — подобные дела Доходят ли когда до сведенья царева? Ах, сколько бедствий, сколько зла!» «Как могут доходить? — Собака отвечает. — Его одна толпа счастливцев окружает, А им не до того; а те, кого съедят, Не говорят». И так наш Львеночек, без дальних размышлений О том, в чем доброту и мудрость ставит свет, И добр стал и умен; но в этом дива нет: Пример и опытность полезней наставлений. Он, в доброй школе той взрастая, получил Рассудок, мудрость, крепость тела; Однако ж все еще не ведал, кто он был; Но вот как случай сам о том ему открыл. Однажды на пути Собака захотела Взять отдых и легла под тению дерев. Вдруг выскочил злой Тигр, разинул страшный зев И прямо к ней, — но Лев, Закрыв ее собою, Взмахнул хвостом, затряс косматой головою, Взревел — и Тигр уже растерзанный лежит! Потом он в радости к наставнику бежит И во́пит: «Победил! благодарю судьбину! Но я ль то был иль нет?.. Поверишь ли, отец, Что в этот миг, когда твой близок был конец, Я вдруг почувствовал и жар и силу Львину; Я точно… был как Лев!» — «Ты точно, Лев и есть, — Наставник отвечал, облившися слезами. — Готовься важную услышать, сын мой, весть: Отныне… кончилось раве́нство между нами; Ты царь мой! Поспешим возвратом ко двору. Я все употребил, что мог, тебе к добру; Но ты… и радости и грусти мне причина! Прости, о государь, невольно слезы лью… Отечеству отца даю, А сам… теряю сына!»

74

Воспитание Льва. — Перевод одноименной басни Флориана.

75

В менторы — в наставники. Ментор в «Одиссее» — воспитатель Телемака, сына Одиссея.

1802

Петух, Кот и Мышонок [76]

О дети, дети! как опасны ваши лета! Мышонок, не видавший света, Попал было в беду, и вот как он об ней Рассказывал в семье своей: «Оставя нашу нору И перебравшися чрез гору, Границу наших стран, пустился я бежать, Как молодой мышонок, Который хочет показать, Что он уж не ребенок. Вдруг с розмаху на двух животных набежал: Какие звери, сам не знал; Один так смирен, добр, так плавно выступал, Так миловиден был собою! Другой нахал, крикун, теперь лишь будто с бою; Весь в перьях; у него косматый крюком хвост; Над самым лбом дрожит нарост Какой-то огненного цвета, И будто две руки, служащи для полета; Он ими так махал И так ужасно горло драл, Что я, таки не трус, а подавай бог ноги — Скорее от него с дороги. Как больно! Без него я верно бы в другом Нашел наставника и друга! В глазах его была написана услуга; Как тихо шевелил пушистым он хвостом! С каким усердием бросал ко мне он взоры, Смиренны, кроткие, но полные огня! Шерсть гладкая на нем, почти как у меня; Головка пестрая, и вдоль спины узоры; А уши как у нас, и я по ним сужу, Что у него должна быть симпатия с нами, Высокородными мышами». «А я тебе на то скажу, — Мышонка мать остановила, — Что этот доброхот, Которого тебя наружность так прельстила, Смиренник этот… Кот! Под видом кротости он враг наш, злой губитель; Другой же был Петух, миролюбивый житель. Не только от него не видим мы вреда Иль огорченья, Но сам он пищей нам бывает иногда. Вперед по виду ты не делай заключенья».

76

Петух, Кот и Мышонок. — Перевод одноименной басни Лафонтена.

1802

Змея и Пиявица [77]

«Как я несчастна! И как завидна часть твоя! — Однажды говорит Пиявице Змея. — Ты у людей в чести, а я для них ужасна; Тебе охотно кровь они свою дают; Меня же все бегут и, если могут, бьют; А кажется, равно мы с ними поступаем: И ты и я людей кусаем». «Конечно! — был на то Пиявицын ответ. — Да в цели нашей сходства нет; Я, например, людей к их пользе уязвляю, А ты для их вреда; Я множество больных чрез это исцеляю, А ты и не больным смертельна завсегда. Спроси самих людей: все скажут, что я пра́ва; Я им лекарство, ты отрава». Смысл этой басенки встречается тотчас: Не то ли Критика с Сатирою у нас?

77

Змея и Пиявица. — Перевод одноименной басни Флориана.

1803

Мышь, удалившаяся от света [78]

Восточны жители, в преданиях своих, Рассказывают нам, что некогда у них Благочестива Мышь, наскуча суетою, Слепого счастия игрою, Оставила сей шумный мир И скрылась от него в глубокую пещеру: В голландский сыр. Там, святостью одной свою питая веру, К спасению души трудиться начала: Ногами И зубами Голландский сыр скребла, скребла И выскребла досужным часом Изрядну келейку с достаточным запасом. Чего же более? В таких-то Мышь трудах Разъелась так, что страх! Короче — на пороге рая! Сам бог блюдет того, Работать миру кто отрекся для него. Однажды пред нее явилось, воздыхая, Посольство от ее любезных земляков; Оно идет просить защиты от дворов Противу кошечья народа, Который вдруг на их республику напал И Крысополис [79] их в осаде уж держал. «Всеобща бедность и невзгода, — Посольство говорит, — причиною, что мы Несем пустые лишь сумы; Что было с нами, все проели, А путь еще далек! И для того посмели Зайти к тебе и бить челом Снабдить нас в крайности посильным подаяньем». Затворница на то, с душевным состраданьем И лапки положа на грудь свою крестом, «Возлюбленны мои! — смиренно отвечала, — Я от житейского давно уже отстала; Чем, грешная, могу помочь? Да ниспошлет вам бог! А я и день и ночь Молить его за вас готова». Поклон им, заперлась, и более ни слова. Кто, спрашиваю вас, похож на эту Мышь? Монах? Избави бог и думать!.. Нет, дервиш [80] .

78

Мышь, удалившаяся от света. — Перевод басни Лафонтена «Le Rat qui s’est retiré du monde» («Крыса, удалившаяся от света»).

79

Крысополис — город крыс.

80

Дервиш — мусульманский нищенствующий монах.

1803

Муха [81]

Бык с плугом на покой тащился по трудах; А Муха у него сидела на рогах, И Муху же они дорогой повстречали. «Откуда ты, сестра?» — от этой был вопрос. А та, поднявши нос, В ответ ей говорит: «Откуда? — мы пахали!» От басни завсегда Нечаянно дойдешь до были. Случалось ли подчас вам слышать, господа: «Мы сбили! Мы решили!»

81

Муха. — Перевод басни французского поэта Пьера Вилье (1648–1728).

1805

ПРИМЕЧАНИЯ

Иван Иванович Дмитриев (1760–1837) родился в старинной дворянской семье в Симбирской губернии. Учился в частных пансионах в Казани и в Симбирске. С 1774 по 1796 год находился на военной службе, начав ее в унтер-офицерском и закончив в полковничьем чине. Стихи начал писать с семнадцатилетнего возраста. Большую роль в поэтической деятельности Дмитриева сыграло знакомство с Карамзиным, в «Московском журнале» и альманахах которого он печатает в 90-е годы свои стихотворения. Вслед за сборником Карамзина «Мои безделки» Дмитриев выпускает сборник под названием «И мои безделки» (1795).

В 1796 году издал «Карманный песенник, или Собрание лучших светских и простонародных песен», где наряду с песнями Нелединского-Мелецкого и Карамзина были помещены песни самого Дмитриева. По своим литературным вкусам Дмитриев принадлежал к сентиментальному направлению.

Уволившись с военной службы, Дмитриев занимает ряд высоких постов: товарищ министра департамента уделов, обер-прокурор Сената и, наконец, министр юстиции. В литературной жизни XIX века он уже не играл той роли, которая принадлежала ему в XVIII веке.

Сочинения И. Дмитриева печатаются по тексту издания: И. И. Дмитриев, Полное собрание стихотворений, (Библиотека поэта. Большая серия), «Советский писатель», Л. 1967.