Проржавленные дни: Собрание стихотворений
вернуться

Кугушева Наталья Петровна
Шрифт:

ЗАВИСТЬ

Там – море. Поймите, там море шумит И камни пересыпает. И долго над морем, как брошенный щит, Луна золотая ныряет… И пахнут, как в детстве, ночные цветы, И тени от кипарисов, Качаясь, сгущаются до черноты, Над морем горящим повиснув… Там – море. Поймите. И кто-то другой Заслушается прибоя. И будет луна над его головой Щитом, потерявшим героя. 12 июня 1955

«Мумии запросто на Самотеку…»

И с пирамидами ты дружен…

М. Марьянова

Д.И. Шепеленко
Мумии запросто на Самотеку Прямо из зноя Сахары – Шествие мумий по снегу глубокому, По заснеженным бульварам… Полночь качает мохнатые звезды. В снежные лотосы падает полночь. Долго дрожат и плывут по морозу Старых курантов певучие волны… Шумная угомонилась квартира, Гости усталые греются чаем. И на столе, на газете, папирус Как-то особенно необычаен. 21 июня 1955

«Пол земляной и глиняные стены…»

И под каждой

Даже самой слабенькой крышей,

Как бы она ни была слаба,

Есть свое счастье, свои мыши

И своя судьба.

Иосиф Уткин

Пол земляной и глиняные стены, И коврик расписной над топчаном. И пожелтевшие портреты неизменны Пятнадцать лет над стареньким столом. Здесь тишина, запутавшись случайно В ночах, и в одиночестве, и в снах, Сопутствует судьбе какой-то силой тайной И говорит с судьбой в моих стихах. Кто под сурдинкой эту песнь услышит? За домом глиняным немыслимый простор, Да облака спускаются на крыши С далеких и туманных гор… 4 октября 1955

ПРИГЛАШЕНИЕ

В просторный мир раскрыты двери – Входи в убогое жилье. Входите, люди, птицы, звери, В лирическое бытие. И облака – входите тоже, И ветер, мой старинный друг, Что ночью голосом тревожным Поет о вечности разлук. Входите все. И всем я рада. Я музыкою вещих строк (Моей последнею наградой) Последний отмечаю срок. 31 января 1956

«От целой жизни – горсточка стихов…»

От целой жизни – горсточка стихов, Мечтаний и бесплодных и случайных… Судьба, судьба – я слышу стук шагов И чувствую в душе твой голос тайный. И по земле, как странник, проходя, Я берегу внимательно и скупо И солнца свет, и легкий шум дождя, И этот звездный, величавый купол. Но тайный голос унесу с собой, Он будет петь о ледяном покое – И Богом, Светом, Домом, и Судьбой Засветится над вечною рекою. 20 февраля 1956

ПАМЯТИ МАМЫ

Е. В. Астафьевой
Из гостиной фортепьяно Сквозь тяжелые портьеры К нашей тихой дальней спальне. – Это там играет мама… В детской у икон лампадка Золотой качает лучик… Спит сестра. За дверью няня По-старушечьи вздыхает. Милый мир, где вместо кукол В старый шкаф укрылись книги, – И в полночный час выходят И садятся к изголовью. Вот зовет тревожно море, – Но Русалочка танцует, И безмолвна, и печальна, На веселой свадьбе Принца, Вот сражается Щелкунчик. Герда всюду ищет Кая, И олень уносит Герду В царство Снежной Королевы. Я не сплю. Шуршат страницы: Соловей чудесной песней Над забытым мандарином… Или музыкою мамы Эти сказки мне приснились? Или сказочником старым, Развернувшим пестрый зонтик Перед сонными глазами? Только сказки бродят рядом. 29 февраля 1956

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В «КАЗАХСТАНСКИЙ ДНЕВНИК»

1946-1958.

Я приду к Вам, только Черный Том...

Я приду к Вам, только Черный Том, Черный Том один мне будет рад. Тихо промурлыкает о том, Что таит кошачий мудрый взгляд. Дорогая, как печален день И как мало нам осталось дней, Как расходятся кругами по воде Одинокие пути людей. Если нежность тронула слегка Наше сердце – радостная грусть, И дрожит покорная рука От прикосновенья Ваших уст. Возникает в<новь> забытый мир Снов, надежд, <бес>сонниц и любви, И под древний <голо>с древних лир Вновь неист<овств>уют соловьи.

«Я всё еще учусь – жестокая наука…»

Я всё еще учусь – жестокая наука Не думать о себе и не писать стихов, Ведь губ твоих романтика и скука Прекрасней и величественней слов. Но пальцы тянутся к привычному соблазну К тугому пению железного пера, И ярость музыки в словах разнообразных Свирепствует, как встарь, по вечерам, И я люблю опять суровые потемки И шум дождей, бегущих по стеклу, Бумаги хруст, такой родной и ломкой, Чернильницы таинственную глубь. Так ночь пройдет. Зашелестит, как ветер, Седой рассвет и запоет в трубе. И я пойму – на милом белом свете Есть только ты да память о тебе. 1946