Чертков Алексей Борисович
Шрифт:
В комнате дедушки всегда горели лампады и пахло ладаном. И еще у моего дедушки было много всяких таинственных вещей: какие-то кресты, книги в золотой оправе, серебряные чашечки, ложечки, кисточки, особые одежды. Меня все это, конечно, очень интересовало.
— Дедушка, а что у тебя на груди висит? — спрашивал я.
— Это, Лешенька, крест святой.
— А почему другие дяди его не носят, а ты носишь?
— Потому что другие дяди — простые люди, а я — священник.
— Что такое священник? — допытывался я.
— Священник — это человек, который служит богу! — с достоинством отвечал дедушка.
— Скажи, а что такое бог? — не унимался я.
— Бог — это такой добрый старичок с большой седой бородой. Он живет на небе.
— А где небо?
— Наверху, над нашей головой.
Я смотрел через окно. По небу плыли только облака самой причудливой формы.
— Деда, а там ничего не видно!
— Правильно, милый Лешенька. Боженьку нельзя увидеть грешными глазами нашими. Он живет высоко-высоко за облаками. Для того чтобы люди не могли смотреть на него, он сделал солнышко. А вот посмотри сюда, на крест. Кого ты там видишь?
— Вижу человечка, который растопырил руки, — внимательно вглядываясь в крохотное изображение на серебряном кресте, отвечал я.
— Это Иисус Христос, сын божий. Злые люди распяли его, повесили на кресте. Ручки и ножки его пробили гвоздями, кровь текла из его ран. Ему было очень больно.
Мне становилось жалко бедного боженьку, с которым люди поступили так скверно. Слезы подступали к моим глазам…
Так с самого раннего детства мне внушали, что бог есть. О нем мне говорили все: дедушка и бабушка, мама и папа. Говорили самые близкие, любимые и уважаемые люди. Могли я им не верить? Ведь в другом они меня не обманывали. «Значит, все рассказы о боге, небе и его обитателях — правда!» — думал я.
Но я не только узнавал о боге. В семье заботились, чтобы я полюбил бога, почитал и боялся его.
Если в день рождения я находил под подушкой игрушку, о которой давно мечтал, мне говорили, что это бог услышал мои молитвы и исполнил мое желание.
При каждом удобном случае мне напоминали, что бог все видит, все знает, а за непослушание наказывает. Постепенно бог стал для меня живым, близким и понятным. Так бывает со всеми искренне верующими. Искренне верующие люди не только признают, что есть бог. Они любят и боятся его, стараются сделать ему приятное, с тем чтобы он помог им. Переживания эти придают особую силу вере. Благодаря им вера становится живой. Живым становится и бог.
Как и все дети, я любил развлечения, игры, забавы.
Не знаю, как ты, а я, играя, обычно подражал тому, что видел. Если я проходил мимо железной дороги и видел поезда, то обязательно, придя домой, начинал строить железную дорогу. Побывав в кино, дома я устраивал представление.
Но в кино меня водили несколько раз в год, в церковь же гораздо чаще. С мамой, с бабушкой, а иногда и с папой мы ходили туда не только каждое воскресенье, но и во время церковных праздников.
Я был очень маленьким и не понимал, что происходит в церкви. Но все, что я там видел, производило на меня сильное впечатление: и слаженное, красивое пение большого хора, и люди в блестящих, необычных одеждах. Они чинно расхаживали, церемонно раскланивались друг перед другом, пели, говорили какие-то непонятные слова…
Возвратясь домой, я старался подражать тому, что видел в церкви. На больших листах белой бумаги я, как умел, рисовал иконы (настоящих мне для игры не давали — грех большой!) и вешал их на спинки стульев. Из разных тряпок делал подобие одежд священника. Брал в руки самодельное кадило — и служба шла полным ходом. Молитв я тогда почти не знал и поэтому бормотал все, что помнил из «священных» слов, не заботясь об их смысле.
Игра заставляла меня, когда я бывал в церкви, внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что я там видел и слышал. Так, без всяких усилий, я постепенно запоминал длинные и пока еще непонятные для меня молитвы. Выучил порядок богослужения. Мне очень хотелось участвовать в настоящей церковной службе.
Однажды, когда у дедушки было хорошее настроение, я осторожно завел с ним такой разговор:
— Дедушка! Можно, я буду прислуживать тебе в церкви?
Бывая в храме, я видел мальчиков, одетых в стихари — особые церковные одежды наподобие рубах с широкими рукавами — и принимавших участие в богослужении. Как я завидовал им!
Они у всех на виду. Не просто стоят и молятся, а действуют: зажигают лампады, раздувают кадило и подают его священнику, носят во время службы свечи, держат «священные» книги, читают и поют молитвы. Мне казалось все это очень интересным…
Тебе, конечно, трудно поверить, чтобы мальчишка не нашел себе более увлекательного дела. Но ты забываешь, что я рос в иных условиях. В буржуазной Латвии не было ни детских театров, ни Дворцов пионеров. Не было ни октябрят, ни пионерских отрядов. Мы росли скучно, разобщенно, каждый сам по себе. Церковь была для меня единственным местом, где я мог как-то проявить себя. Всем моим близким и дедушке нравилось мое увлечение церковью. Поэтому, когда я попросил разрешения прислуживать в церкви, он одобрил мое намерение. Но предупредил, что это дело серьезное и нельзя относиться к нему как к игре.