– Присядьте, – Тина усадила незнакомку на стул, где еще недавно сидел Азарцев. – Давайте посмотрим бумаги, которые вы принесли.

Кабинет незнакомка оглядела с изумлением: видно было, что такой тесноты и бедности Тининого убежища она не ожидала. Валентина Николаевна взяла у женщины аккуратную папочку из настоящей тисненой кожи. В папке лежало два заявления. Одно – на имя их главного врача, с просьбой о переводе больной. И другое, почти такое же, – на имя главного врача больницы имени Склифосовского с просьбой о приеме больной. Оба заявления были завизированы.

– Хорошо, – сказала Валентина Николаевна, – теперь позвольте мне посмотреть ваши документы.

– А при чем здесь мои документы? – делано удивилась женщина.

– Ну вы ведь собираетесь транспортировать девочку своим ходом? – ответила Тина. – Хотя я не рекомендовала бы вам перевозить ее даже в машине «Скорой». Девочка ведь нетранспортабельна. Перевозка может быть осуществлена только в специализированной машине реанимации и то не под мою ответственность.

– До «Склифа» здесь езды максимум полчаса, – сказала женщина.

– Я не могу поручиться даже за пять минут.

– Неужели Верочка так плоха?

– Первый раз слышу, чтобы Вероник называли Верочками, – как бы про себя раздумчиво сказала Тина.

– Но… – замялась женщина, – я и не подозревала, что вы знаете больных не только по фамилиям, но и по именам.

– А можно мне узнать вашу фамилию? – прямо спросила Тина. – Я ведь должна отдать вам больную, за которую отвечаю…

Женщина оказалась очень неглупая.

– Я все понимаю, – сказала она, закусив губу. – Конечно, у вас большая ответственность. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы уже сделали для нашей девочки. – Теперь она была сама любезность: со скромным видом достала из сумочки плотный конверт и положила на край стола.

– Но при переводе я должна буду записать ваши паспортные данные в историю болезни, таков порядок! – сказала Тина. – Кем вы приходитесь девочке?

Женщина побарабанила тонкими пальцами по конверту.

– Я ее дальняя родственница.

– А где же родители девочки? От кого вы узнали о случившемся?

– Это что, допрос? – Незнакомка выкатила в раздражении на Тину большие, аккуратно накрашенные глаза. Она терпеть не могла людей, с которыми невозможно полюбовно решить дело. К тому же она поняла, что Тина просто хочет получить от нее максимум информации, а девчонку все равно не отдаст. Но выкарабкиваться из ситуации было надо. – И это вы говорите мне о порядке? – Женщина изобразила на лице такое изумление, какое только позволяли ее вытянутые в ниточку брови.

– Естественно, как заведующая отделением. Я же не могу от него отступать.

– А как заведующая отделением вы можете допускать, чтобы ваши сотрудники находились пьяные на работе?

Тина сначала не поняла, на что намекает эта дама. А потом вспомнила. Ах, козлы! Ну вот, доигрались! Это же при этой тетке Ашот и Барашков утром с дурацкими песнями, обнявшись, тащились из отделения к лифту. Хотя Тина голову могла дать на отсечение, что оба были трезвы как стеклышко, попробуй объясни все это постороннему человеку.

– За любую работу в отделении отвечаю я, – сухо произнесла Тина. – Могу заверить вас и кого угодно, что никакого нарушения трудовой дисциплины в нашем отделении не было.

– Ну, это мы еще посмотрим! – с нажимом сказала дама. – Я очень хочу узнать, как отнесется ваш главный врач к тому, что Верочку, такую тяжелую больную, во вверенной ему больнице лечат вдрызг пьяные доктора!

– Не Верочку, а Веронику, – опять поправила Валентина Николаевна.

– Вы обо всем этом пожалеете! – сказала дама.

– Я – медицинский пролетариат, – ответила Тина. – Мне уже давно нечего терять, кроме своих цепей. Не забудьте забрать конверт!

Дама презрительно улыбнулась и встала. Прежним жестом, двумя вытянутыми пальцами она небрежно бросила конверт в сумку и повернулась к двери.

«А я ведь ничего про нее не узнала, – подумала Тина. – Ни кто она, ни какое отношение имеет к больной. А в общем-то, какое мне до всего этого дело! Что я – милиция, следователь… Теперь она пойдет жаловаться на меня, на моих сотрудников. Как мешает жить это дурацкое чувство долга! И денег в конверте, должно быть, было немало. Кстати, сегодня – зарплата. За полмесяца выдадут ровно столько, сколько стоят пять батонов сырокопченой колбасы. А докторам моим хватит на три батона».

«Фу! Как не стыдно, о чем это я!» – замотала головой Тина, пытаясь прогнать горькие мысли. И тут дверь ее кабинета опять стремительно распахнулась и в дверном проеме, как из преисподней, возник бледный от усталости и от интоксикации доктор Ашот Гургенович Оганесян собственной персоной. Дышать на трех операциях в день почти тем же, чем дышат оперируемые больные, – это почище всякого кайфа. Кудрявые волосы Ашота были влажными, будто он только что принял душ. Хотя душ после операции можно увидеть только в сериале «Скорая помощь».