— Уф.

До Виктора только сейчас дошло, что большую часть времени он молчал, грёб, обливался холодным потом и снова молчал. Каменные тиски давили на психику — будь здоров!

Кораблик неспешно шёл по широкой долине, лежащей между двумя горными хребтами. Позади остались поросшие джунглями макушки прибрежных гор и холмов, а впереди, на горизонте маячили новые, гораздо более низкие горы. Голые, безлесные и… зловещие, какие-то.

— Майор, а дальше там — что?

— …опа. — Шевченко было не до разговоров. Пожилой лётчик упахивался на весле и на места, где он недавно шёл, не смотрел.

— Глаза б мои этого не видели. Там горы. Чёрные совсем. Камень чёрный. А в ущелье там — жара дикая. Как в духовке. Одно хорошо — оно сильно короче будет, чем первое, да… Ни травиночки, ни кустика. Тени вообще нигде нет. Так что…

Картинка вырисовывалась мрачноватая. Даже широкая долина (Витя оценил расстояние между хребтами километров в двадцать), которую идеально ровной линией пересекал канал, была скорее похожа на африканскую саванну, чем на джунгли. Сухая, выжженная солнцем трава, растущие там и сям редкие раскидистые деревья и пылившее на пределе видимости стадо каких-то животных.

Витька приободрился.

— Видал? Значит, где-то здесь вода есть. Питьевая. А не эта…

Запах химии поднимавшийся с испарениями от канала (а в том, что это искусственный канал Виктор больше не сомневался) добавлял новую порцию мучений экипажу корабля. Это была не вонь, а что-то такое… чистое, звонкое, страшное, отчего шевелились волосы на заднице, табунами бегали по загривку мурашки и хотелось поскорее убраться отсюда как можно дальше.

Химия.

Егоров не сомневался — вздумай он сунуть руку в воду и потрогать кристаллы — смерть ему была бы обеспечена.

— Мы с Мишкой там шли, — майор мотнул головой в сторону саванны, — ближе чем на километр к воде не приближались. Там хоть дышать можно.

На обед решили не останавливаться. Измученные гребцы поели прямо на ходу и снова взялись за вёсла, а Егоров искренне порадовался тому, что смог наступить себе на горло и не взял Катерину с собой — солнце здесь давило по-настоящему. Тяжело. Ощутимо прессуя прикрытые пальмовыми листьями затылки.

Бум. Бум. Бум.

Кхап стучал в свой бубен, словно шаман, призывающий тучи и дождь.

"И-раз, и-раз…"

Витька окончательно закрыл глаза, положившись на своего рулевого и, как хорошая боевая лошадь, заснул прямо на ходу.

"И-раз, и-раз…"

Тощее прожаренное солнцем тело само продолжало ворочать весло.

— Эй! Вит! Проснись!

— А!

— Проснись!

Егоров продрал глаза и огляделся. Он один стоял возле свой уключины, сжимая в руках отполированное до зеркального блеска весло, и всё ещё пытался грести. Весь остальной экипаж уже лежал на палубе, тихонько постанывая, и только Лак щёлкал пальцами у его носа.

— Где мы?

— Всё проспал, да? Это хорошо.

Старпом с размаху сел на пятую точку. Ноги у него, похоже, уже отказывались стоять.

Егоров зевнул, посмотрел на свои руки и остолбенел. Он снова был белым!

— А… где…

Загара, которым он втихаря очень гордился, не было! В голове вихрем пронеслась теория о химических испарениях и прочей мути — весь корабль тоже был белым. И все гребцы, включая тайцев, тоже были блондинами.

— Да сядь ты, не стой столбом, — майор обтряхивал с себя белый налёт и шёпотом матерился, — это мы когда второе ущелье проходили, нацепляли. Там от испарений туман стоит натуральный.

— А мы, что? Уже и второе ущелье прошли?

Витька изо всех сил пытался разжать пальцы и выпустить весло из рук. Пока не получалось. Никак. Мужчина с тоской огляделся. Все товарищи лежали на палубе и просить их подняться и помочь Вите было совестно.

Наконец, весло получилось отпустить, и Витя на карачках пополз к люку, чтобы хоть немного передохнуть в душной и жаркой полутьме. Следом за ним двинули и остальные. Вид моряков, которые весь день провели под солнцем, был ужасен — даже полноватый и дородный украинский лётчик, казалось, усох вполовину. Но, девятнадцать часов непрерывной работы на вёслах принесли результат. Снявшись с якоря затемно, ещё до рассвета, "Птица" прошла весь путь до озера, ещё до того, как село солнце. Хотя и далось это очень дорогой ценой. У половины команды было обезвоживание и тепловые удары. Виктор стёр кожу на ладонях вместе с мозолями в ноль. До мяса. До крови. Такая же история произошла и с Лаком.

Самым поганым было то, что пожилой майор тоже перегрелся на солнышке. Холодные компрессы и обтирания ему не помогали — он то бежал, держась за живот, к гальюну, то полз к борту и звал Ихтиандра. В общем, всем было не до смеха — у пожилого человека начались судороги и бред.

— Петя — это обессоливание.

Превозмогая боль в стёртых ладонях, Виктор в очередной раз обтёр лицо и грудь майора мокрой тряпкой, и устало привалился к мачте.

— Тебе бы капельницу, физраствор. Или, хотя бы, регидрон попить.