Королевы дожидались Ричарда в своем шатре. Беренгарии начало казаться странным, что она никак не может остаться с мужем наедине. Хотя, конечно, она понимала, что ему надо готовиться к битве. Вид военного лагеря, разбитого под стенами Аккры, внушал ей ужас, а при мысли о том, как, должно быть, страдают несчастные жители, на глаза Беренгарии наворачивались слезы.

— Да, они не христиане, — сказала она Джоанне, — но это же все равно люди! Я слышала, они умирают с голоду.

— Если это так, — спокойно отвечала Джоанна, — значит, город скоро падет, и война закончится.

— Нет, это еще не конец, — печально возразила Беренгария. — Потом перед Ричардом замаячит какая-то новая цель, и будут новые битвы… Я так боялась, что мы все погибнем в бою с этим громадным сарацинским кораблем!

— Не бойся. Ричард не допустит, чтобы мы пострадали, — твердо сказала Джоанна.

«Неужели она действительно в это верит?» — подумала Беренгария.

Сама она за время плавания сильно изменилась. Ей стало ясно, что Ричард не стремится к ее обществу. Иначе они хоть изредка бывали бы вместе.

Маленькая киприотская принцесса, неотлучно находившаяся при Беренгарии, услышала ее разговор с Джоанной и с тоской подумала, позволят ли ей когда-нибудь вернуться домой к отцу.

Ричард, похоже, начисто позабыл про их существование, хотя, по слухам, частенько совершал конные прогулки вместе с королем Франции.

— Он столько времени проводит с Филиппом, — посетовала Беренгария, — а для нас у него нет и пары мгновений.

Джоанна, как обычно, нашла для брата оправдание:

— Людям важно видеть их вместе. Это укрепляет доверие к союзу Англии и Франции.

Наконец Ричард все-таки появился в шатре жены. Но не один, а вместе с французским королем. Ричард участливо справился о здоровье Беренгарии, однако поговорить по душам им не удалось — обстановка не располагала к такой беседе. Филипп же был очень галантен, особенно с Джоанной, но, как потом сказала Джоанна Беренгарии, это ничего не значило.

— Тебе хотелось бы стать королевой Франции? — спросила Беренгария.

— Нет. Теперь я выйду замуж только по любви, — твердо ответила Джоанна.

— Но, может, ты смогла бы со временем полюбить Филиппа…

— Не думаю. А вступать в брак из политических соображений, чтобы он способствовал сближению наших стран, я больше не желаю. В первый раз, я согласна, принцесса исполняет свой долг перед страной, вступая в брак, и государственные интересы тут превыше всего, но уже во второй… никогда! Женщина должна иметь свободу выбора.

— А если Филипп сделает тебе предложение?

— Я откажусь.

— Даже если Ричард станет настаивать?

— Давай не будем об этом думать. Пока что у них нет времени на женщин. Они поглощены мыслями о предстоящих сражениях.

— Насколько мне известно, многие мужчины все равно находят время для своих жен, — надула губы Беренгария.

— Они не короли! — отрезала Джоанна и, повернувшись к юной киприотке, добавила с легкой усмешкой: — А у тебя, я гляжу, как всегда ушки на макушке? Наверно, ждешь не дождешься, когда и тебе подыщут мужа?

— Вы полагаете, это возможно? — с надеждой в голосе спросила дочь Исаака.

— Конечно! Когда Ричард покончит с войнами и у него появится время для размышлений о других вещах, он непременно найдет тебе хорошего жениха, — заверила ее Джоанна.

Но сама тоскливо подумала: наступит ли такая пора? Похоже, Ричард не может жить без войн.

Ричард усердно готовился к штурму Аккры. Он привез с собой несколько хитроумных приспособлений, которые были для мусульманских воинов в новинку, и собирался ими неожиданно воспользоваться. В первую очередь он, естественно, возлагал большие надежды на «Грифона». Солдаты уже заканчивали собирать эту башню, и к началу штурма ее должны были поставить на колеса. Вторая башня получила прозвище «Колокольня», ее Ричард тоже намеревался подкатить к стенам крепости, когда настанет время врываться в город. Зная о том, что сарацины любят применять «греческий огонь», Ричард приказал накрыть башни материей песчаного цвета, чтобы замаскировать их и предохранить от огня. Еще Ричард установил баллисту — метательное орудие, с помощью которого можно было вести обстрел города камнями с довольно далекого расстояния. Ее окрестили «Злым соседом». А когда сарацины изготовили такую же, христиане моментально придумали ей насмешливую кличку «Злой родственник».

Работа продвигалась успешно. Приезд Ричарда настолько воодушевил христиан, что они позабыли о страданиях, которые им пришлось претерпеть, когда несколько атак на Аккру захлебнулись. Солдаты даже перестали жаловаться на «хамсин» и убийственную жару, от которой в то время года не было спасения. Где бы ни появлялся Ричард, повсюду его встречали ликующими криками. Он как-то умел внушить людям спокойствие и уверенность в победе. Вероятно, сам Ричард был в этом настолько уверен, что его чувства передавались окружающим. До сарацин, разбивших свой лагерь за городом, по другую сторону холма, разумеется, дошли вести о воодушевлении, которое охватило христиан.