Шрифт:
Кроме того, Рэнду просто-напросто хотелось, чтобы на предстоящем празднике Элис была рядом с ним. Прошло уже два часа, и у Рэнда было время подумать еще раз о своем приглашении, но чем больше он об этом думал, тем сильнее становилось это желание. Ему становилось не по себе при мысли, что сегодня вечером она улетит на Оаху — то есть почти наверняка исчезнет из его жизни.
— Рэнд, вы ведь вовсе не хотите, чтобы я оставалась на праздник, — тихо сказала Элис.
— Мы хотим, хотим! — несколько раз повторил Томми.
Рэнд не обращал внимания на мальчика. Поставив локоть на стол, он подпер ладонью подбородок и не сводил глаз с Элис. Обеспокоенное выражение лица значило гораздо больше, чем ее слова. Рэнд понимал, на что она намекает. Элис думала об Элейн Филдинг. Но сейчас Рэнду было все равно.
— Вы просто не хотите остаться, — сказал Рэнд.
Элис сверкнула глазами в направлении Томми, словно призывая Рэнда быть осторожнее, затем закусила нижнюю губу.
— Если я останусь, это может повлечь за собой всякие осложнения, — сказала она, стараясь как можно осторожнее выбирать слова.
Губы Рэнда скривились, но он неохотно кивнул.
— Это в отдаленной перспективе. Но если вы уедете сейчас, Элис, осложнения возникнут немедленно.
Элис нахмурилась, явно не понимая, что он имеет в виду.
— Как это?
— Кое-кто не переживет разлуки, — объяснил Рэнд. Он посмотрел на Томми, внимательно следившего за их разговором, потом снова на Элис. — Видите ли, здесь, в Лахайне, находятся сейчас двое парней, которые успели влюбиться в вас без памяти.
Признаваясь в любви, Рэнд смотрел прямо в ее необыкновенно красивые глаза. У нее сузились зрачки, затем слегка приоткрылся от удивления рот. Элис побелела как полотно, затем шею и щеки ее залил румянец.
— Пожалуйста, Рэнд, — прошептала она. — Не надо шутить такими вещами.
Не отрывая подбородок от ладони, Рэнд повернул голову и посмотрел на Томми.
— Томас, мой мальчик, — серьезно произнес он. — Ты ведь влюблен в Элис?
Томми, казалось, встревожили слова дяди. Он крепче сжал модель китобойного судна и внимательно посмотрел на Элис, на дядю, потом снова на Элис. Наконец, оправившись от смущения, мальчик медленно кивнул.
— Слышали? — Рэнд улыбнулся. — Устами младенца глаголет истина. — Он понизил голос. — А я, кажется, уже показал, что чувствую в отношении вас.
Рука Элис непроизвольно потянулась к коралловым бусам. Мысли ее были сейчас далеко. Рэнд ясно понял это, увидев, как Элис быстро облизнула губы, словно только что снова пережила их утренний поцелуй.
— Это просто смешно, — сказала Элис безо всякого убеждения.
— Конечно, — сказал Рэнд.
— Вы прекрасно понимаете, что я не могу остаться.
Рэнд тяжело вздохнул.
— Что ж, Томми, похоже, мы ни капельки не нравимся нашей Элис.
— Рэнд! — запротестовала Элис, увидев смущенное выражение лица Томми. — Чего вы пытаетесь добиться?
— Заманить вас на наш праздник, — с невинным выражением лица ответил Рэнд. — Мы с Томми решили отдать вам свои сердца.
Томми поставил кораблик на стол и молитвенно сложил руки под подбородком, с благоговением глядя на Элис. Рэнд наклонился в ее сторону, ожидая ответа.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть этих двоих, и попыталась ухватиться за последние проблески здравого смысла. В голове тут же всплыл образ яхты с красно-оранжевым парусом, но теперь он казался бледным и далеким, а через несколько секунд и вовсе померк.
— Но если я останусь, то буду все время уговаривать вас продать чайницу Токугавы, — предупредила Элис, делая последнюю отчаянную попытку отказаться от приглашения.
Ей так хотелось остаться — но вовсе не ради Конрада и чайницы. И это заставляло чувствовать себя предательницей.
Рэнд улыбнулся и пожал плечами. Уговоры Элис Марлоу нисколько его не утомят. Напротив, он с удовольствием будет слушать ее снова и снова.
— Хорошо, — наконец еле слышно произнесла Элис. — Я останусь на праздник.
Томми поднял руки и издал такой громкий победный клич, что половина обедавших на веранде посетителей ресторана повскакивали со своих мест. Элис поглядела на лица людей, не сводящих глаз с их столика, и ей захотелось исчезнуть. Посмотрев на Рэнда, она увидела, что он закрыл лицо ладонью одной руки, а другой держался за грудь. Плечи его тряслись от смеха.