Дождавшись выхода Карпыча из дома, Георгий открыл перед ним фургон. Толстяк непонимающе уставился внутрь.

— И что там?!

Распластавшись, попрошайка лежал на спине и признаков жизни не подавал.

— Сейчас. Спит просто.

Улыбнувшись, Туфченко легко пнул пацана в пятку. Реакции не последовало. Карпыч взял детскую лодыжку и напрягся, конечность уже окоченела.

— Ебаный в рот! Ты что привез?!

От привезенного к нему жмурика усатый получатель был вне себя. Выпучив глаза, он махал руками, шипел (кричать было нельзя, не дай бог, кто услышит) и сводил все эмоции к логичному выводу: «Мой дом — не морг для наркоманов». То, что пацан умер от передозировки, опытный в этом деле, Карпыч определил сразу. Задравшаяся по локоть куртка обнажила на руке дорожку — признак героинового стажа. Он ткнул в нее пальцем и прорычал.

— Что, блядь, ослеп?! Кого привез?! Теперь вези его куда хочешь! Можешь, прямо к ментам. Только потом, дорогу сюда забудь!

Георгий, конечно, и сам понял, что облажался. Причем, серьезно и непростительно. Не сказав ни слова, захлопнул фургон, сел за баранку и поехал прочь. Куда?! Теперь это была его проблема.

Мертвого мальчишку он оставил в лесополосе. Только сначала достал лопату и вырыл неглубокую яму. После — самого пассажира и, положив его лицом вниз, быстро закидал землей. Жмурик теперь был не опасен. Ни для кого.

«Вот черт! Хотя, с кем не бывает, — рассуждал про себя Туфченко. — Первый блин, как говорится, всегда комом».

Сегодня все было по-другому. Оборвыши находились в адеквате, а то, что немного побитые — так это поправимо. Не помидоры, не загниют. Да и на нариков они не похожи. Рвануть барсетку у бандюка?! Нет, наркоманы на такое не способны. А этот рванул, только вот убежать не смог, мощи не хватило. Нет-нет, пацаны — то, что надо.

Каблучок подъехал к забору, фыркнул, будто запыхавшийся мерин, и остановился. Посмотрев на плотно задернутые окна, водитель нажал на клаксон. Реакции можно было ждать долго и, Туфченко достал сигарету. Затянулся, потом еще раз — сигарета уже догорала, а из окон никто не выглядывал. Георгий выкинул окурок и вновь нажал на сигнал. На этот раз протяжно и требовательно. Через несколько секунд занавеска дернулась, в окне показалось красное лицо с усами, а через минуту оно же взирало на Георгия из проема распахнувшейся двери. Это и был Карпыч.

Ему было где-то под пятьдесят. Лыс, усат и с приличным, выпирающим из-под штанов, пузом. Глазные яблоки, опутанные красной сеткой капилляров, взирали на приехавшего украинца с сонным раздражением. А красное одутловатое лицо выдавало в нем поклонника Бахуса и гипертоника со стажем. Впрочем, на здоровье Карпычу было плевать, сорокоградусная микстура выручала лучше всяких лекарств. В стоптанных шлепанцах, засаленном трико с вытянутыми коленками и потертой жилетке он производил тягостное впечатление. Подойдя ближе, Карпыч пропустил вперед смрад перегара. Георгий поморщился: «С похмела, значит. И Хозяина в приюте нет. Уж чего-чего, а при нем он квасить бы не стал».

Карпыч подошел к Георгию и протянул большую мозолистую ладонь.

— Ты чего приперся?! Бабки же получил.

Сделав скидку на его несчастное состояние, Туфченко осклабился в улыбке.

— Карпыч, ты не наезжай сразу-то. Если приперся, значит, надо.

— Чего надо?

— Товар привез.

— Какой в манду товар?! Позавчера только был. Они и половину сожрать не успели.

— Да остынь ты. Не тот товар. — Туфченко все еще надеялся на всплеск его мозговой активности. — Врубайся уже.

Карпыч недоуменно уставился на украинца. Будто запуская скрытые резервы мозга, пятерней он почесал затылок и отрыгнул.

— Туфтяй, чего ты мелешь?! Еще что-ли кого нашел?

— Нашел.

— Откуда?!

— Откуда-откуда?! Какая тебе разница? Родил! — Довольный получившейся шуткой, Туфченко громко захохотал. — Ну что — берешь?!

— Это … глянуть бы надо.

— Да не вопрос! В фургоне сидят, голубки. Посмотришь?

— Опять, небось, уроды какие-нибудь.

— Уроды это без рук-ног, а у этих все на месте. Ну что — будешь смотреть?!

— Давай.

Туфченко подошел к дверцам и, дождавшись Карпыча, кивком показал внутрь. Усач намека не понял, стоял и тупо смотрел на дверцы. Георгию пришлось действовать самому. С паузой, достойной Гудинни, он распахнул дверцы и.… Увидеть Карпыч ничего не успел. Из темноты раздался пронзительный крик и, будто черт из табакерки, на него кто-то прыгнул. От неожиданности, а, может, и испуга усач схватил тощую ногу, прижал и, не целясь, начал молотить по ней пудовым кулаком. Нога дергалась, рвалась, а ее продолжение рьяно вопило высоким фальцетом. Но и Карпыч не сдавался: конечность не отпускал и грохал по ее продолжению от всей души. Через три-четыре удара вопль оборвался, конечность обмякла, и ее худощавый хозяин — тоже. Прижав Пашку к земле, Карпыч подмял его и сел сверху.

Максиму повезло чуть больше. Напором, свалив Туфченко с ног, он лихо пробежался по его ребрам и готов был бежать дальше, как в каком-то неестественном для себя прыжке украинец схватил его за лодыжку. Мальчик упал, задергал ногой, но хватка не ослабевала. Понимая, что терять уже нечего, оборвыш развернулся и другой ногой врезал противнику в лицо. Из носа Туфченко брызнула кровь, рот раскрылся и, с дикими воем он кинулся на обидчика. Удары посыпались, как горох из худого мешка. Последнее, что запомнил Максим, перекошенную от злобы рожу вперемешку с градом летевших кулаков. Свет в глазах стал пропадать.