— Ты меня волнуешь.

— Только так?! — Любовник ущипнул его за ягодицу.

— Ты же знаешь, что нет.

Но коснуться сцены Большого Марку не довелось. Какое-то время он еще танцевал на подмостках второсортных театров и театриков, потом пробовал себя в пантомиме и танцевальных инсталляциях. До тех пор, пока все это высокое искусство не накрылось медным тазом в 90-е. Вот тут-то Марку пришел самый настоящий крах.

Мама отдала Богу душу вместе с Союзом, в августе 91-го. В конце 92-го весь коллектив филармонии, где он технично танцевал Щелкунчика и Зайку серенького, распустили на вольные хлеба. А в 94-м и вовсе, для Шапиро настали такие времена, что хоть на панель выходи.

И вот, когда уже Марк был готов идти на Арбат и с кружкой в руках вытанцовывать себе на пропитание, позвонил Илвис. Старый приятель, с которым когда-то он делил комнату в студенческой общаге. Через двадцать с лихом лет услышать из трубки прибалтийский акцент, мягко говоря, было неожиданно. А потому голос сокурсника он не узнал. Но, нисколько не обидевшись, Илвис принялся расспрашивать его о делах. Хвастаться было нечем — Марк был на грани. Зато сам Илвис крепко держал синюю птицу. Он давно и прочно обосновался в Испании, танцевал в известной труппе и не вылезал из гастролей, став, по сути, гражданином мира. Шапиро прижал трубку к щеке: слушать об успехах того, кого он считал заурядным прыгунком, было невыносимо. Но не вешал, ждал: если Илвис позвонил через столько лет, значит, не просто так.

— Старик, я сейчас в Москве, но приехать не могу. Дела! Так что извини.

— Да. Жаль, — соврал Шапиро. — Был бы рад тебя видеть.

— А чем ты сейчас занят?

— Хе-хе. Даже не знаю, как тебе сказать. Понимаешь, Илвис, я сейчас…, - замямлил Марк, соображая, чтобы такое придумать. — Я сейчас…

К счастью, Илвис избавил его от вранья.

— Можешь не продолжать, догадываюсь. Поэтому и позвонил именно тебе. Есть одна работа. Авторитетные люди попросили порекомендовать хорошего хореографа и без понтов. Я почему-то сразу вспомнил о тебе.

— Что за работа? — Марк мгновенно оживился. — Мне сейчас не до выбора, готов хоть Жизель танцевать.

— Да нет, старик, это не Жизель. Скорее, Газель. Короче, один частный приют, в Подмосковье…, — Илвис негромко кашлянул, — сугубо мальчиковый. То есть там одни пацаны. И это…

В трубке повисла пауза. Марк слушал, затаив дыхание. Илвис подбирал слова.

— Ну, там, в общем, пацаны с улицы, которые отродясь у станка не стояли. Владелец хочет, чтобы они умели танцевать.

— А кто он?

— Кто?

— Ну, владелец — кто он?!

— Да это неважно. Человек один. Платит, вроде, тоже неплохо. Сто баксов в неделю. Тебя устроит?

— Илвис! — Марк едва не задохнулся от нахлынувшего волнения. — Ты правильно сделал, что позвонил. Ты даже не представляешь, как я мечтал работать с детьми. Пусть, с самыми обычными — пусть! Но, ведь, кому-то нужно передавать свое мастерство. Ты знаешь, я… я хочу тебе сказать, что кому-то блистать, как тебе, а другим — трудиться, аки пчела. Понимаешь о чем я?!

Марк еще долго мог плести кружева лживой благодарности, но Илвис по-деловому подытожил.

— Марик, мне уже надо бежать. Извини, говорить больше не могу. Запиши телефон, по которому с тобой договорятся о собеседовании.

— Одну минуту.

Торопливо Марк схватил карандаш, старую газету и накарябал продиктованные цифры.

— Кого спросить?

— Да никого. Скажешь, по поводу работы. Сошлешься на меня — там поймут.

По указанному номеру, действительно, его сразу поняли. Для дальнейшего разговора Марку назначили встречу в кафе, в центре, на два часа дня. И рекомендовали не опаздывать.

Он не опоздал. Облаченный в белоснежную рубашку, лучший и единственный костюм, с фиолетовым платком на шее Марк пришел на полчаса раньше. Заказал чашку кофе, с ужасом понимая, что на эти деньги мог жить три дня, и принялся ждать.

Работодатель появился ровно в два. Холеный, импозантного вида мужчина, где-то между тридцатью пятью и сорока. В глазах его читалась уверенность в себе и холодный цинизм к окружающим. Он сел за столик, заказал бокал вина и начал разговор. Вопросы были немного странные, но Марка это не волновало, он готов был ответить на любые, лишь бы получить работу. Мужчина делал небольшие глотки, смотрел и слушал, уделяя больше внимания как, а не что, говорит соискатель. Отчего, волнующийся Марк волновался еще больше и смущенно, словно женщина, избегал встречаться с ним взглядами.

В тот день решения о приеме или отказе Шапиро так и не услышал. Ему назначили еще одну встречу. Через неделю, на том же месте, в тот же час. Он обещал быть.

За минувшую неделю улица и витрина кафе нисколько не изменилась. Марк уже подходил к входу, как услышал сигнал клаксона. Он инстинктивно обернулся. Из салона припаркованного Мерседеса на него смотрел взгляд холодных глаз. Работодатель кивнул и слегка распахнул дверцу. Марк послушно подошел.

— Садитесь.

— Здравствуйте. — Шапиро испытывал беспокойство и неловкость, но ослушаться не посмел.