Уже две недели прошло с того злополучного дня, когда Чистов-младший узнал о своем предстоящем увольнении. Но так и не пришел в себя.

Умом все понимал.

И тактику подобных действий — что ж поделать, если военные училища выпускают в два раза больше офицеров, чем нужно похудевшим в семь (!) раз с советских времен вооруженным силам. И стратегию: в этой стране люди всегда были расходным ресурсом, недаром говорят, что Москва слезам не верит. Но эта страна была единственной, которую он считал своей и которой готов был служить до последней капли крови.

Он бы простил Родине все: и плохую оплату труда, и вполне возможную бедную старость, и отнятое на службе здоровье. Он даже готов умереть за нее в бою, его ж не заставляли идти в офицеры.

Но Чистов не был готов к тому, что все его жертвы просто никому не нужны.

Тамара сначала втайне обрадовалась известию.

С такой головой и с таким упорством Вадик, конечно же, найдет себя и в мирной жизни. К тому же — не североморской, а московской.

Но когда увидела, что делается с мужем, сама встревожилась. Вадька никогда еще на ее памяти не был таким. Ему с удовольствием дали положенный отпуск, и он целыми днями, небритый и какой-то жалкий, лежал на диване в их новой квартире.

Впрочем, были у него и всплески.

Он трижды сходил на прием к морским начальникам. Последний раз — у приехавшего из Москвы ответственного сотрудника кадрового управления. Свои разговаривали сочувственно, подтверждали, что — отличный молодой моряк. Но кого увольнять? Это ж не сокращение штатной единицы, никем не занятой. Здесь все были живые люди. На втором приеме, высказав примерно то же самое, что и командир дивизиона на первом, их контр-адмирал, замкомандира базы, сам проплававший много лет на разных флотах, вдруг выматерился, как старый боцман.

— Ну что я могу сделать, что? — стукнул он по столу так, что стакан с ручками подпрыгнул. — Командиров БЧ-2 в дивизионе три человека. Все — молодцы. И ты через пару-тройку лет стал бы лучшим, у меня глаз наметан. А может, через пару-тройку лет ты бы уже и старпомом ходил. Но для этого я должен сейчас уволить одного из двоих оставшихся. Вопрос — кого? — И он подвинул к Вадиму листок с двумя фамилиями.

Чистову-младшему листок был без надобности: он отлично знал обоих. Один — старлей из его же училища, выпустился четыре года назад. Тоже болен морем, тоже живет работой. Только гораздо опытнее и совсем недавно получил благодарность командования за боевые стрельбы.

Второй — капитан-лейтенант. Этот звезд с неба не хватал, потому и задержался в одной должности на восемь лет, да и со званием давно засиделся, уже лысина еле фуражкой закрывается.

По-хорошему — Чистов сильнее. Или очень скоро будет сильнее.

А по-человечески — у капитан-лейтенанта трое детей, один из них, девочка, — хронически и тяжело больна.

— Тебе карандаш дать? — спросил, тяжело дыша, контр-адмирал. — Сам вычеркнешь, кого решишь.

— Не надо. — Чистов впервые за годы службы вышел не по-уставному, не попрощавшись.

К третьему визиту готовились вдвоем: Томка уже так испугалась за Вадьку, что готова была служить с ним где угодно, лишь бы он стал прежним.

Сидели, продумывали аргументы и даже тренировали рапорт — Томка была вместо адмирала.

Вадим пришел на прием к приехавшему большому начальнику с почти боевым настроем. Он решил соглашаться на любое предложение, хоть на речную флотилию, хоть на старшинскую должность. Лишь бы остаться на флоте.

Остальное он докажет службой.

Вице-адмирал действительно пытался помочь.

Он и приехал с некоторыми наметками (проблема затронула отнюдь не только Чистова), и при нем дважды звонил в разные углы страны. Задача оказалась нерешаемой даже для такого начальника: сокращали единицы на всех флотах. И на каждом в первую очередь старались сохранить своих — тех, кого знают. Да и чего скрывать — тех, кого жальче. К тому же некоторых парней с громкими фамилиями в принципе нельзя было уволить — а для совсем некоторых даже должности появлялись. Но об этом думать и вовсе не хотелось, так что итог визита оказался прежним.

Появилась, правда, зацепка: обещали провентилировать вопрос насчет морских погранцов. Там, конечно, никаких дальних походов. Но зато на море наглядишься — чуть не каждый день. И с деньгами неплохо.

Почему не ответили сразу — потому что это было уже другое ведомство, фээсбэшное. Граница традиционно числилась за ними.

Томка, узнав, в очередной раз взгрустнула. Морская граница есть не только в Калининграде и в Сочи, но и на Курилах с Камчаткой. И что-то ей подсказывало, что сочинские штатные единицы могут быть уже заняты.