— А мне не нужно время. Я знаю, что лучше для Зокалы, — твердо заявил генерал. — И еще раз повторяю: времени на обдумывание у нас нет.

Размашистым шагом он прошел к противоположной стене палатки.

— Иди переоденься. Но прежде, после всего что ты пережила сегодня, неплохо бы принять ванну.

Он был прав, но Илена не собиралась признавать этого.

Она поднялась на ноги, думая лишь об одном — есть ли еще хоть какой-нибудь возможный способ побега.

Конечно, на этот раз лошади не будут ждать ее у порога.

К тому же генерал стоял у входа в палатку и пристально следил за ней.

И его взгляд не предвещал ничего хорошего.

Стараясь как можно выше держать голову и в то же время понимая, что сложно выглядеть достойно с растрепанными волосами, Илена направилась к выходу.

Здесь она обнаружила, что его палатка соединена с другой, где сидели две женщины.

Увидев княжну, они встали и поклонились.

Одна была очень красивая молодая гречанка, вторая, постарше, более походила на болгарку.

Генерал завесил вход в палатку со своей стороны, оставив Илену наедине с женщинами.

Девушка молящими глазами посмотрела на них и сказала по-гречески:

— Помогите мне! Я не хочу больше оставаться здесь! Скажите, как мне выбраться отсюда?

Она заметила, с каким удивлением женщины уставились на нее, и добавила:

— Я хорошо заплачу, если вы скажете, как сбежать отсюда.

Гречанка, очевидно, понимала, о чем говорит девушка, но в замешательстве посмотрела на другую женщину, словно не могла поверить в услышанное.

Опомнившись, она произнесла нежным, певучим голосом:

— Это невозможно, ваше княжеское высочество. Мы делаем только то, что говорит генерал.

— Но почему?

Вопрос Илены повис в воздухе.

Вместо ответа, как бы желая успокоить и разубедить ее, женщина приподняла занавеску, прикрывавшую другой выход.

Заглянув в узкую щелку, княжна увидела двух огромных мужиков в бурках, стоявших на страже прямо у входа.

Гречанка молча опустила занавеску, потом взглянула на Илену и сказала:

— Ванна готова, ваше княжеское высочество.

Девушка повернулась и обнаружила еще один выход, примыкающий к следующей небольшой палатке, в центре которой стояла объемистая жестяная ванна, достаточно легкая, чтобы ее без труда перевозить с места на место.

Она была наполнена водой, к удивлению девушки, благоухавшей альпийскими цветами.

Чувствуя себя грязной и липкой после неудачного побега, Илена без всяких колебаний позволила женщинам раздеть себя.

Спустя час она вынырнула из прохладной ароматной воды, и ее вытерли пушистым турецким полотенцем.

И тут она с содроганием вспомнила, что генерал выбрал для нее свадебный наряд.

Эта бесцеремонность приводила ее в ярость, как и его решение жениться на ней.

— Ну как я могу выйти замуж за такого человека? — пробормотала она себе под нос.

Каждая ее клеточка возмущалась и протестовала против такого произвола, однако она слишком боялась его, чтобы спорить.

Боялась, потому что он уже доказал ей свое физическое превосходство, с легкостью догнав ее, хотя никто из мужчин Зокалы не мог даже приблизиться к ней.

Боялась его наглости и самоуверенности, вспомнив, как он предложил ей выбор между замужеством и кровавой резней ее народа.

— Что мне делать? Что мне делать? — шептала она в панике.

У нее не было шанса на побег; оставалось лишь смириться с неминуемым.

«А может, священник окажется не настоящим», — фантазировала она, пытаясь успокоить себя.

Но вспомнила, что все, происходившее до сих пор, казалось четко продуманным и просчитанным до мелочей.

Маловероятно, чтобы генерал, желая стать князем Зокалы, не удостоверился в безукоризненном оформлении брака...

Тогда спасением для нее может - быть только смерть.

Илена стояла отрешенно, пока женщины облачали ее в бесподобное платье.

Даже сквозь тоску и безнадежность она не могла не заметить этого.

Ей давно было известно, что каждая греческая девушка, к какому бы социальному классу ни принадлежала, однажды получает в подарок материю для свадебного платья.

Годами она украшает его вышивкой и другими художественными средствами, вкладывая в эту работу всю свою любовь и творческие способности, поэтому платье каждой греческой невесты не просто красивое, а уникальное, единственное в своем роде.