Шрифт:
— Видно, что они культурные люди, — сказал Ланни. — Они так хорошо держатся.
— Рада бога, будь осторожен! — воскликнул а мать. — Нет ничего опаснее, чем женщина, несчастная в замужестве. Помни, что она такого же возраста, как твоя мать.
Ланни усмехнулся. «Такого же возраста, какой соглашается признать моя мать..
Для Бьюти Бэдд настала беспокойная пора. Ее драгоценный отпрыск — это сокровище, этот завидный жених, отлучался из дому в самые неподходящие часы и довольствовался тем, что заявлял потом: «Я был у мадам де Брюин». Если Бьюти спрашивала: «Что вы делали?» — Он отвечал: «Играли Дебюсси». Это мог быть, впрочем, и Шабрие, или Цезарь Франк, или де Фалла — все они были для Бьюти на одно лицо. Или же он говорил: «Мы читали Расина». А иногда это был Роллан или Метерлинк. Бьюти знала, что так продолжаться не может — рано или поздно будет взрыв, о котором страшно и подумать. Но что могла она сказать — она, у которой в доме был молодой любовник! Неужели это была утонченная форма кары, изобретенная каким-нибудь гневным богом или дьяволом, который надзирал за представителями избранного общества и их жизнью?
Бьюти больше не могла терпеть, она должна была поговорить с Ланни. Она вошла в его комнату, торжественно закрыла дверь, уселась рядом с ним и заглянула ему в глаза. — Ланни, скажи мне честно!
— Что, дорогая?
— Ты влюблен в Мари де Брюин?
— Господь с тобой! — воскликнул Ланни. — Она славный человек и очень умная женщина. С ней приятно беседовать.
— Но, Ланни, это игра с огнем! Мужчины и женщины не могут…
— Забудь об этом, — сказал он, — она для меня вторая мать.
— Не довольно ли одной?
— Ты лучшая из матерей; но ты не читаешь книг, которые я читаю, и не играешь вещей, которые я играю.
— Если ты захочешь, Ланни, я тоже могу.
— Сохрани тебя бог! Для тебя это будет тяжкий труд, это испортит тебе нервы и, может быть, даже цвет лица. Разреши мне иметь подсобную мать и не ревнуй.
— Это не ревность, Ланни. Я беспокоюсь о твоем будущем.
— Уверяю тебя, что беспокоиться нечего, — решительно возразил он. — Она в самом деле честная женщина, хоть теперь это и редкость, как ты сама знаешь.
— Но, Ланни, это противно человеческой природе, у вас непременно выйдет роман.
— Пока я еще об этом не думал, дорогая, но если ты настаиваешь, я поговорю с ней. — На лице его была усмешка.
Но Бьюти было не до смеха.
— Что ты, что ты! — отшатнулась она.
Она прекратила разговор. Но как она ненавидела эту коварную интриганку. «Честная», как же! Женщину создал сатана! Эта особа прекрасно знает, что Ланни наивен и мягкосердечен — вот она и кокетничает «печалью». «Господи! — думала Бьюти. — Как будто у меня мало печалей! Но я улыбаюсь, я стараюсь быть веселой; я не брожу с плаксивым видом, не вздыхаю, не читаю стихов и не декламирую их, закатывая глаза! Боже мой, что за дурачье эти мужчины!»
Встревоженная мать, хотя и действуя с наилучшими намерениями, заронила искру в пороховой погреб. Ланни задумался над ее словами. Может ли быть, чтобы он влюбился в Мари де Брюин? Каково это будет — любить ее? Природа не замедлила ответить: горячее чувство наполнило сердце Ланни, в котором теперь всегда присутствовал ее образ — ее доброта и приветливость, ее красота, не сразу замеченная, но постепенно им завладевшая. Он решил, что если еще не любит ее, то легко может полюбить. Да почему бы и нет?
Эта мысль так занимала его, что он не мог не заговорить с ней о родившемся в нем чувстве. Он с нетерпением ждал часа, когда старая дама обычно уходила в школу кормить сирот, детей солдат, погибших на войне; Мари ходила туда не так часто — может быть, потому, что она предпочитала общество Ланни обществу детей-сирот.
Они были одни в маленькой гостиной; Ланни сидел в глубоком кресле, согнувшись и упираясь локтями в колени. — Послушайте, Мари, — сказал он. — Меня интересует одна мысль. Я хотел бы знать, можем ли мы полюбить друг друга?
— Ланни! — крикнула она.
Он видел, что она взволнована.
— Вам никогда не приходила в голову такая мысль?
Она опустила глаза. — Приходила, — прошептала она. — Я думала об этом, но надеялась, что вы не думаете.
— Почему?
— У нас такая хорошая дружба.
— Конечно, но разве нельзя быть и друзьями и влюбленными? Это была бы двойная радость.
— Нет, Ланни, — это погубит все.
— Почему, ради бога?
— Вам не понять…
— Я постараюсь. Можете вы откровенно ответить мне на несколько вопросов?
— Хорошо. — Голос ее был слаб, словно она заранее знала, что вопросы будут мучительны.
— Любите вы хоть сколько-нибудь вашего мужа?
— Нет.
— Чувствуете вы какие-нибудь моральные обязательства по отношению к нему?
— Дело не в этом, Ланни.
— А в чем же?
— Это трудно объяснить.
— Постарайтесь.
— Я отдала этому человеку свою душу и родила ему двух сыновей, а потом я открыла, что он отвратителен.
— И вы решили, что всякая любовь отвратительна?