Она опустила помидор.

— Конечно. Только посложнее. Я люблю сюрпризы. — Девушка обернулась и полюбопытствовала, какой сандвич он сделал себе. Проще некуда: один кусок ветчины и слой майонеза, такой тонкий, что сквозь него просвечивала каждая дырочка в хлебе.

— И это все? — Она скорчила недовольную гримасу. — Держу пари, вы вечно оставляли подливку, а овощам в вашей тарелке никогда не было тесно.

Его улыбка заржавела от долгого бездействия.

Кэрол удивленно моргнула, а затем вернулась к своему помидору.

— Нет уж, мне такого сандвича не надо.

Когда она поставила на стол помидоры и салат, два сандвича были почти готовы. Он добавил себе лишь кусочек сыру, но ее сандвич был произведением искусства.

— Как, все сразу? Не так уж много фантазии, но выглядит аппетитно. — Она села и указала рукой на холодильник. — Возьмите себе что-нибудь попить. Там есть всего понемногу.

Он вернулся с баночкой кока-колы и двумя стаканами. Когда Энтони вопрошающим жестом поднял жестянку, она кивнула и приняла из его рук доверху наполненный стакан.

Жуя, гость исподтишка наблюдал за Кэрол. Она ела так, словно поглощение пищи было самым увлекательным делом на свете, словно ощущения языка и нёба и были истинным предназначением человека. Одолев половину сандвича, Энтони увидел, что девушка собирает указательным пальцем крошки с тарелки и с удовольствием облизывает его.

— Я вижу, вы не успели позавтракать, — сказал он.

— Конечно, успела. Доела оставшегося со вчерашнего вечера цыпленка и закусила пирожным с кремом. — Она на секунду задумалась. — И куском ананасового торта.

Он подивился, куда все это идет. Формы у нее были пышные, но никто не назвал бы их чрезмерными.

— Все сгорает, — ответила она на немой вопрос. — Лучшее, что есть в этой работе.

— А что в ней худшее?

Проповедник подбирался к ее душе с черного хода. Энтони удивило свое умение задавать наводящие вопросы.

Интересно, какими еще талантами он обладает? Девушка следила за тем, как он жует кусок сандвича, ожидая ответа. Хэкворт ел с таким видом, словно пища для него вовсе не существовала. Совершенно. Кто-то сказал ему, что надо есть три раза в день, а он не посмел усомниться.

Неужели вся его жизнь была такой же безвкусной? Неужели и удовлетворение остальных потребностей не доставляло ему никакого удовольствия? На мгновение она представила себе Энтони Хэкворта в постели. Для этого не понадобилось большого усилия. Пришлось объяснить себе, что он относится к тому типу мужчин, который наводит женщин на подобные мысли. В его глубоко посаженных глазах было нечто, заставлявшее думать, что обнаженное тело этого человека должно быть настоящим чудом.

Наверняка он женат. Ведь все священники обязаны быть женаты, правда? Кто будет играть на органе или вести уроки в воскресной школе, если не жена проповедника? Должно быть, Энтони занимается с женой любовью по средам и субботам, потому что кто-то сказал ему, что так надо. Неужели Хэкворт предается любовным утехам, не испытывая при этом ни малейшего наслаждения?

— Так что, нет худшего? — спросил он, видя, что девушка медлит с ответом.

Она заставила себя отвлечься.

— Худшее — то, что времени ни на что не хватает. Приходится слишком много работать. Лезешь вон из Кожи, а дел только прибывает и прибывает.

— Это чувство мне знакомо.

— В самом деле? — Она откинулась на спинку стула и принялась потягивать колу.

— А что в этом странного?

— Я думала, что духовенство спокойнее относится к тому, как проходит время. Разве вы не испытываете чувство, что каждый прожитый день приближает вас к царствию небесному?

Странное выражение промелькнуло в его серьезных глазах. Кэрол была уверена в этом, но не поняла, что оно означает.

— Нет, — сказал он. — Ко мне как к представителю духовенства это не относится. Достаточно взглянуть по сторонам, чтобы увидеть, как много на земле дела.

— Ну, со всеми делами на земле не справиться ни вам, ни мне. — Она протянула руку к стоявшей на столе вазе с фруктами и взяла яблоко. Владелец овощного рынка в двух кварталах отсюда отбирал для нее слегка попорченные и перезрелые фрукты. Сегодня утром она набрала две больших корзины и принесла их сюда. Одна из молодых матерей обещала испечь на ее долю яблочный пирог.

— Вас в самом деле удручает, что вы не можете справиться со всем на свете? — спросил Энтони.

— В самом деле? — Она откусила большой кусок. Сок брызнул девушке на язык, и ей пришлось сделать глоток, прежде чем заговорить снова. — Ага.

— Значит, вам удается закрывать глаза на то, что происходит вокруг?

— Если бы я верила, что постоянное беспокойство может кому-то помочь, то беспокоилась бы день и ночь. Но это бесполезно. — Она почти дословно повторила фразу, сказанную соседкой Долли: — Пещеры останутся Пещерами и тогда, когда меня не будет на свете. Я родилась здесь и, наверно, здесь же умру. Скорее рано, чем поздно. А тем временем постараюсь сделать все, что могу.