— Придется всю ее саму переворошить?

— А это приведет к тому, — сказал Стрезер, — что придется от нее — в нравственном и интеллектуальном смысле — освобождаться.

— Что вы, по всей очевидности, — не удержалась Мария, — в сущности, уже сделали.

Ее собеседник только вскинул голову:

— Я не сумел тронуть ее сердце. Ее ничто не трогает. Сейчас я увидел это, как никогда прежде; она — цельная натура и по-своему совершенна, — продолжал он, — а из этого следует, что любое изменение воспринимается ею как нечто себе во вред. Во всяком случае, — закончил он, — Сара предъявила мне миссис Ньюсем, как таковую, — так вы изволили выразиться? — со всем ее нравственным и интеллектуальным комплексом или наоборот, которому я должен сказать «да» или «нет».

Это откровение заставило мисс Гостри еще глубже задуматься.

— Заставлять насильно принимать целый нравственно-интеллектуальный комплекс или набор! Ну знаете!

— В сущности, в Вулете я его принимал, — сказал он. — Правда, там — дома — я не совсем понимал это.

— В таких случаях редко кто способен, — поддержала его мисс Гостри, — охватить весь объем, как вы, наверное, сказали бы, подобного набора. Но мало-помалу он вырисовывается, все время маяча перед вами, пока наконец вы не видите его целиком.

— Я вижу его целиком, — как-то рассеянно отозвался он, меж тем как глаза его словно были прикованы к гигантскому айсбергу в ледяных синих водах северного моря. — И он прекрасен! — вдруг, как-то не к месту, воскликнул он.

Но мисс Гостри, уже привыкшая к его скачкам, крепко держалась нити разговора.

— Да уж! Что может быть прекраснее, — когда тщишься забрать в свои руки других, — чем отсутствие воображения!

Это сразу повернуло его мысли в иное русло.

— Совершенно верно! То же самое я вчера вечером сказал Чэду. То есть сказал, что у него начисто отсутствует воображение.

— Стало быть, нечто общее у него со своей матушкой есть, — проговорила Мария.

— Общее то, что он умеет «забирать в руки» других, как вы выразились. И все же забирать в руки других, — добавил он: эта тема была ему явно интересна, — можно и при богатом воображении.

— Вы говорите о мадам де Вионе? — высказала догадку мисс Гостри.

— О, у нее бездна воображения.

— Не спорю… и с давних пор. Впрочем, есть разные способы забирать в свои руки других.

— Без сомнения… У вас, например!..

И он в самом благодушном тоне хотел было продолжать, но она не дала:

— Положим, я этим не занимаюсь, так что нет смысла устанавливать, богатое ли у меня воображение. А вот у вас его чудовищно много. Больше, чем у кого бы то ни было.

Это его поразило.

— Чэд то же самое мне заявил.

— Вот видите… Хотя не ему на это жаловаться.

— А он и не жалуется, — возразил Стрезер.

— Еще бы! Вот уж чего недоставало! А в какой связи возник этот вопрос? — поинтересовалась Мария.

— Он спросил меня, что это мне дает.

Последовала пауза.

— Ну, поскольку я спросила вас о том же, я уже получила ответ. Вы обладаете сокровищами!

Но его мысли уже ушли в сторону, и он заговорил о другом:

— Все же миссис Ньюсем не лишена воображения. Вот вообразила же она — чего никак нельзя забывать! — то есть тогда воображала и, очевидно, воображает и сейчас — всякие ужасы, которые мне надлежало здесь обнаружить. Я и был законтрактован, по ее мнению — совершенно непоколебимому, — их обнаружить. И то, что я их не обнаружил, не сумел или, как ей видится, не захотел, является в ее глазах постыдным нарушением контракта. Этого она не в состоянии вынести. Отсюда и разочарование.

— Вы имеете в виду, что вам надлежало найти ужасным самого Чэда.

— Нет, женщину.

— Ужасную?

— Такую, какой миссис Ньюсем себе ее упорно воображала.

Стрезер замолчал, словно любые слова, которые он мог употребить, ничего не добавили бы к этой картине. Его собеседница тоже молчала, размышляя.

— Она вообразила вздор — что, впрочем, ничего не меняет.

— Вздор? О! — только и произнес Стрезер.

— Она вообразила пошлость. И это свидетельство низких мыслей.

Он, однако, не стал судить так строго:

— Всего лишь неосведомленности.

— Непоколебимость плюс неосведомленность — что может быть хуже?

После такого вопроса Стрезер мог бы воздержаться от дальнейших обсуждений, но он предпочел не придавать ему значения.

— Сара уже обо всем осведомлена — сейчас, но она по-прежнему придерживается версии ужасов.

— О да. Она ведь тоже из непоколебимых, на чем иногда очень удобно сыграть. Если в данном случае невозможно отрицать, что Мари прелестна, можно, по крайней мере, отрицать, что она хороший человек.