– А насчет того, что будет… тоже можно будет увидеть… в общих чертах. Дело в том, что прошлое запечатлено в образах отдельных людей, и можно будет увидеть с предельной четкостью, какую букашку кто видел… Даже в очень далеком прошлом.

Он спросил жадно и с расчетом на то, что сейчас и телезрители ахнут вместе с ним:

– Простите, а динозавров увидим?

Я поморщился:

– Думаю, да.

– Значит, Сверхорганизм уже тогда был разумным? Или нет?

Я ответил уклончиво:

– Разве это важно? Главное, что он был, хотя и весьма юным. И мог видеть, чувствовать. А мы сможем увидеть и почувствовать тоже. Здесь главное то, что люди должны ощутить, что они – Сверхорганизм, как, например, муравьи, что создали подобное на сотни миллионов лет раньше, благодаря чему стали властелинами земли, расселившись по всему миру.

Однако люди, даже узнав о Сверхорганизме, живут каждый сам по себе, связанные лишь узами общества, не желая принимать истину, что каждый из нас, как и муравей, лишь частица Сверхорганизма. А то, что еще и каждый обладает разумом… ну так и муравей обладает! У него в мозгу целый ганглий, а у некоторых даже по два! Только непонятно, как с таким ничтожным мозгом ухитрился создать настоящую цивилизацию, чтоб и скотоводство, и разведение грибов нужного вида и ирригация, и войны, и захват рабов…

– Да-да, теперь понятно, почему… Вы как-то обмолвились, что внезапная волна толерантности и политкорректности связана со Сверхорганизмом?

– Точно, – подтвердил я. – Сверхорганизм готовит нас к слиянию в одну общность, некого Мега-человека, когда сознание всех откроется для всех же. И вот чтобы не было шока, омерзения, отторжения нового, и проводится сейчас ускоренная подготовка к… искренности и терпимости.

Он коварно улыбнулся, взглянул в блестящий объектив видеокамеры и сказал с подъемом:

– Вы имеете в виду… гомосексуализм?

Я отмахнулся:

– Он в том числе, выделять его не стоит, слишком много чести. Происходит легализация очень многих вещей, вы разве не заметили?

Он сказал неуверенно:

– А это не завоевание демократии?

– Это взросление Сверхорганизма, – пояснил я. – Мы не знаем, что уже есть у него в планах, только строим догадки и сценарии развития, а он давно пометил и уже знает, когда именно произойдет полная прозрачность жизни всех муравьев… простите, человеков для других человеков. Это для того, чтобы не только органы за всеми следили, но и рядовой обыватель мог настучать на соседа, мастерящего на кухне бомбу.

– А гомосеки, – начал он, но махнул рукой, – да, понял.

– Вот-вот, – сказал я, – Сверхорганизм заранее принимает меры, чтобы не было социального взрыва, когда вдруг окажется, что такие-то уважаемые люди – гомосексуалисты. Пусть к гомосексуализму станут относиться терпимее… раньше. Вы прекрасно знаете, что общество построено на лжи. И хотя общество без лжи существовать не может, но общество на лжи и теряет очень много.

Он воскликнул:

– Но если вдруг откроется все, общество рухнет!

– В нынешнем виде, – согласился я. – Оно уже рушится, только не все это видят. Но возможно – только возможно! – возникнет нечто иное. Уже и не общество, а нечто иное, качественно другое.

Он повернулся к камере и прокричал приподнято:

– Вот на этой тревожной и волнительной ноте мы и закончим наше короткое интервью для всемирного выпуска новостей!

Неутомимая Эльвира отыскала и привела к нам еще одного специалиста, на этот раз не ученого, а отвечающего за ресурсы, так она объяснила туманно. Наш коллектив все разрастается, а люди науки не должны ломать головы, где достать необходимое оборудование и сверхточные уникальные приборы, для этого есть свои профессионалы, что знают все норы на планете.

Уваров, специалист экстра-класса в этом жанре, силен и красив, хотя ему что-то за шестьдесят, успешен в бизнесе, и к нам пришел работать вовсе не из-за высокой зарплаты, а чтобы применить свое умение логистика.

Эльвира сообщила по секрету, что, вообще-то, его начинают избегать, а кое-кто перестает приглашать в приличное общество. В отличие от всех своих ровесников, Уваров еще не сделал ни одной пластической операции, что в наше время грубейший моветон. Единственное, где в нем поработала медицина, – это зубы. Да и то не потому, что следовал за модой и поставил себе две пластинки, верхнюю и нижнюю, вместо устаревших отдельных зубов, а просто заменял испорченные зубы.

В древнюю старину, лет так десять тому, темная масса отсталого народа все еще хихикала над теми, кто делал утренние пробежки, занимался с гантелями, посещал фитнес-залы, соблюдал диеты, пользовался ботоксом, вставлял имплантаты, делал пластические операции, но эта темная масса таяла, все больше было перебежчиков в стан передовых и продвинутых, и однажды колесо перевернулось: стало неприлично как раз не делать операции по омоложению.

В отличие от прошлого времени, когда эта темная масса травила и насмехалась над делающими операции, сейчас над биоконами никто не смеется, никто их не высмеивает. Их попросту не принимают в свой круг, что естественно. Не принимали и раньше, но тогда биоконы были в абсолютном большинстве, а сейчас многих страшит сама возможность попасть в число тех, кто считается как бы отбракованным.