Мои губы поползли в стороны, Эльвира сказала победоносно:

– Видишь? Обычный треп, без этих троих точно так бы, только вместо женщин перемывали кости бы политикам и революционерам Ближнего Востока. У них все норм. А как у тебя?

Я сказал поспешно:

– У меня тоже норм.

Она сказала понимающе:

– А утром отползаешь от мокрого пятна на простыне? Гриша, не вся жизнь умещается в науку.

– Не вся, – согласился я с сожалением.

– Ты что, – спросила она, – такой филистер?

– Это что-то вроде флибустьера? – переспросил я. – Нет, я чту закон.

Она усмехнулась, промолчала, только смотрела чуточку насмешливо, но не обидно, а как бы слегка поддразнивая, в то же время леди с головы до ног, строгая и высокомерная, ее невозможно представить в роли Маринки, типичной простушки-горничной, эта рождена повелевать и распоряжаться.

Эльвира не будет игриво лизать спелую вишенку или крупную алую клубнику, никогда хитренького взгляда, эти уловки для простых существ, а она… не простая. Тем более непонятно, почему она и почему здесь…

Хлопнула дверь, вошла Антонина, эффектная, сияющая ликующей улыбкой и двумя ровными, жемчужно белыми изогнутыми пластинками, тем более блистающими, что нет и намека на отдельные зубы: обе дуги идеально белые, чистые, вызывающе прекрасные в дизайнерском совершенстве.

Справа от алых сочных губ небольшая мушка, знак, что нижние губы точно такие же и тоже расположены поперек, а не вдоль, как располагается у всех животных и биоконов. Редкий случай, когда взято на вооружение нечто из прошлого: в старину выпускались целые тома с объяснениями, какая мушка на каком месте что означает.

Я смутно помнил, что в прошлый ее визит мушка была слева от глаза, но что это означает, не помню. Как и мушка на щеке у Маринки: розовая, чувственная, расположилась на середине лба, вчера их было вообще две…

Она вывалила на стол Кириченко целый ворох мелких коробочек, тот охнул ликующе и ринулся их любовно перебирать, опять же не обращая внимания ни на сверхмодные зубы Антонины, ни на ее вымя, и она ушла в свою комнату, мощно работая бедрами, на что Кириченко опять же ноль внимания.

Эльвира победно улыбнулась:

– Ну, видишь?.. Ты подобрал настоящих мужчин.

– Хорошо бы, – пробормотал я.

Что-либо конкретное о ней, Эльвире, я не знал и раньше, это сейчас мои настоящие мужчины по крохам, как бабки-сплетницы, собрали любую мало-мальски пригодную информацию, и выяснилось, что Эльвиру родители устроили еще во время учебы в альма-матер в отдел по сбору и обработке информации. Довольно банальная работа, должность тоже средняя, однако она в первые же месяцы известность в нужных кругах получила благодаря умело составленному статистическому отчету, где убедительно доказывалось на основании многих работ и сложных графиков, что уровень интеллекта и половой потенции напрямую зависит от количества выкуриваемых сигарет.

Вывод был неутешителен: чем больше куришь, тем ты консервативнее, что, вообще-то, и без графиков понятно, но главное в том, что курящий гораздо слабее решает логические задачи, быстрее устает, чаще пользуется медицинской помощью, слабоват в постели.

Многое нам и без графиков понятно, к примеру, конечно же, курящий чаще болеет и меньше живет, понятно и то, что устает быстрее, дыхалка-то слабая, но что даже в постели… гм… это неприятный сюрприз, хотя в отчете и делается оговорка, что это, в общем, отдельных индивидуумов не касается.

После этого растиражированного по инету доклада рост бросивших курить резко прыгнул вверх. И хотя те специалисты, у которых она брала данные, понимали, где подтасовала, а где передернула, но ради такого благого дела скромно смолчали.

В правительственных кругах тоже кое-что поняли и сделали соответствующие выводы. Эльвиру стали приглашать для закрытых консультаций. Все это щедро оплачивалось, и хотя в деньгах она не нуждалась, но сумела доказать родителям, что чего-то стоит сама по себе, чему они, конечно же, были безумно рады и гордились дочерью, что унаследовала их мозги и живучесть, не посрамила и так далее.

С балкона мы вернулись в главную комнату, там Корнилов вывел на экран, занимающий левую стену, свое тело в трехмерном изображении, задумчиво поворачивал справа налево и обратно, хмурился, хмыкал, кривил губы. После того как в клинике Кирконова увеличил себе пенис, перестал стесняться показываться голым, и сейчас, когда в комнату вошли весело щебечущие Маринка и Антонина, не стал убирать со стены.

Антонина сразу обратила внимание на зависшего в метре от стены трехмерного Корнилова в голом виде, сказала с иронией: