– Мы уже вместе, – произнесла она негромко. – Только ты этого, как все мужчины, еще не замечаешь. С того дня, как мы расстались… у меня так и не было мужчины. Ну, было что-то, какие-то тени, ни одну не помню, хотя родители говорят, что партии были самые лучшие… и вот сейчас я снова чувствую себя в мужских руках.

– Гм, – сказал я.

– Хоть ты ко мне еще не притронулся, – уточнила она. – Но нам, женщинам, это не самое важное. Я чувствую, что я в твоей власти, чувствую себя в твоем поле, твоем пространстве, мне уютно, надежно и защищенно. Хоть ты меня и не думаешь защищать, еще бы, но мне все равно под твоей рукой, как цыпленку под крылом у матери… Вам, мужчинам, недоступно такое чувство… Вы существа сильные, прямые и простые.

Я чувствовал, что все сильнее нервничаю, проговорил чуточку бойчее, чем сам хотел:

– А не странно, что Сверхсущество тебе вот такое подсказывает насчет меня, а мне совсем наоборот?

Она переспросила:

– Так уж и наоборот?

Я уточнил:

– Ну, если совсем уж правду, то вообще ничего. Молчит, как кистеперая рыба в Гренландии. А так не должно бы, как ты думаешь?

Она сказала уверенно:

– Сверхсущество говорит и тебе то же самое! Я уверена. Только ты весь в работе, мужчины вообще смотрят на горизонт и думают, а что же там за той чертой, а вот мы, женщины, лучше прислушиваемся к себе, и к тому, что говорит сердце.

– А мне сердце говорит, – ответил я, – что, если не подготовим достаточно внятный отчет в Фонд Клинтона, нам могут больше не выделить денег!

– Выделят, – ответил она, – сам знаешь, что выделят. Вы сделали так много, открытие настолько грандиозное, что теперь осталось только купаться в славе… или уверенно идти и закреплять успех.

– Так выглядит со стороны? – спросил я. – Здорово. А я думал, все видят, как мы тут трясемся и бьемся головами в стены, потому что никак не поставим работу на строгую научную основу… а для нас ничего нет хуже.

– У тебя все получится, – сказала она убежденно. – А потом будешь приходить с работы, падать без сил, а я буду тебя чесать и гладить, купать и мыть тебе уши, стричь волосы в носу, тереть пемзой пятки, а ты будешь блаженно хрюкать, балдеть и набираться новых сил для будущих битв и побед…

– Заманчиво, – признался я. – Только вот не могу себе представить, чтобы ты терла мне пятки пемзой. Скорее, утопишь.

Она посмотрела серьезно и произнесла загадочно:

– А ты попробуй. Чего боишься? Мы ведь уже были вместе.

Я покачал головой:

– Мы просто вязались. Бездумно, как все подростки. А сейчас ты о таких святых вещах, что просто не знаю… Ты, и стрижешь мне волосы в ушах, а не отрезаешь сами уши, что представить куда легче!

Она засмеялась:

– Брыкайся, брыкайся! Я додавлю все равно. И посажу в ванну, и буду купать, и буду стричь тебе ногти на задних лапах, и чесать все, что захочешь, потому что этого хочется моей натуре, а она у меня мудрая, хоть и глупая.

Кириченко спустился в буфет за соком, но вернулся с таким огромным бутербродом, что бицепс вздулся, будто держит гантель, включил жвачник, пока сам азартно чавкал, поглощая вредные холестерины.

В телестудии пятеро экспертов с фальшивым энтузиазмом расхваливали последний фильм студии Голден Майерс, где задействованы живые актеры.

Урланис охнул и сразу засобирался, суетливо начал уговаривать присоединиться к нему, надо же успеть насладиться последним шедевром. С этого дня все фильмы станут сниматься только в труанимации, это доказало и коммерческую окупаемость, и более высокий уровень игры компьютерных актеров.

– Пойдешь? – спросил он у Маринки.

Она замотала головой:

– Я не настолько старомодна, уж прости. Я давно смотрю только трюшников.

– Да это как память уходящему, – сказал он с надеждой. – Почетные проводы, так сказать.

Она фыркнула:

– Ты и последнюю телегу провожал со слезами? А в музей ходишь смотреть на каменные топоры и видеомагнитофоны?.. Извини, я предпочитаю парней с более современными вкусами. Да и вообще на свете много поинтереснее… Вот смотри, что по жвачнику показывают! Живут же люди! Весело, насыщенно…

Она переключила канал, оттуда пахнуло дымом, раздались душераздирающие крики, истошно взвыла санитарная машина, замелькали окровавленные лица.

Урланис вслушался в скороговорку дикторши, тяжело вздохнул:

– Да, там не скучно. Сразу два теракта в турецкой части Курдистана… Что за народ эти курды? Семьсот лет драться за независимость, которой у них никогда не было?.. Русские уже за пару поколений забыли, что они русские. А этих турки как ни нагибают, но курды не сдаются…

Люцифер спросил лениво: