— Да, нам было хорошо, но мне этого недостаточно, Антонио. У меня ребенок. Я должна думать о его будущем.

Он нахмурился и отпустил ее руку:

— Ты знаешь, что я ничего не могу обещать тебе, Виктория…

— Я знаю. — Она отвернулась и проглотила горький ком в горле. — И мне надо домой, Антонио.

Виктория пробиралась сквозь толпу, наполнявшую ресторан, и ее то и дело останавливали и поздравляли. Еда была первоклассной, обстановка — идеальной.

— Мы это сделали, — восторженно сказал шеф-повар Берни, когда она вошла в кухню. — Вытянули. Первый вечер после открытия, и уже такой ажиотаж и признание!

— Давай не будем задаваться, Берни, — осторожно сказала она. — Это только первый вечер.

— Нет, ты не понимаешь. — Он схватил ее за руку и подвел к двери. — Видишь того человека за столиком у окна? Это Пол Скотт, один из самых уважаемых ресторанных критиков. И он только что позвал меня и сказал, что ему все нравится и он напишет о нас в завтрашнем выпуске «Дейли джорнал».

— Правда?

Виктория посмотрела на повара огромными глазами, и он рассмеялся.

— Да! Это полнейший успех!

Она улыбнулась. Она должна была быть крайне взволнована, но почему-то не была. Она постаралась вложить в голос побольше энтузиазма:

— Я отлучусь только на секунду: проверю, как там няня справляется с Натаном.

— Не торопись. Народу уже не так много, мы справимся.

— Спасибо, Берни.

Она поднялась к себе. Теплый вечер благотворно повлиял на ее встрепанные чувства, и некоторое время она просто стояла и смотрела на свой ресторан. Она видела свет свечей на столах, слышала музыку, которую играл квартет, нанятый ею на этот вечер. Это был Пуччини, и она вдруг вспомнила ночь в Венеции, когда Антонио поцеловал ее.

Надо было велеть им играть что-нибудь другое. Она так старалась не думать об Антонио!

Вдалеке поблескивала вода бухты, над ней нависал мягкий темный бархат неба, и Виктория сердито моргнула. Она не будет плакать. Он того не стоит, к тому же она рискует потерять линзы. Теплый ветер зашелестел листвой бугенвиллеи и жасмина, растущих на террасе, где они с Натаном завтракали. Она набрала полную грудь ароматного воздуха и взяла себя в руки.

Она должна быть счастлива, что ее ресторан так успешен, что она теперь независимая женщина. Конечно, деньги на все это дал Антонио, но так он заплатил за то, что выгнал ее с предыдущего насиженного места, и она все равно рано или поздно вернет ему эти деньги. Она не хотела быть ему обязанной. Он был не нужен ни ей, ни Натану.

Отныне не будет больше сожалений. Она не позволит себе вспоминать чудесные минуты в его объятиях и как он подбрасывал Натана и смеялся вместе с ними. Это причиняло слишком сильную боль. Лучше она будет вспоминать тот теплый вечер, когда он позволил ей уйти.

«Ты знаешь, что я ничего не могу обещать тебе, Виктория…» Слова эхом прозвучали в ее ушах. Он послал Сару помогать ей собираться, а сам просто ушел. Сара была в смятении:

— Почему вы уезжаете, синьора? Вы вернетесь?

— Не думаю, Сара. Этот брак никогда не был жизнеспособен, вы сами знаете.

— Нет! Вы с Антонио — прекрасная пара, и если он отпускает вас, то это только потому, что он слишком упрям и боится это признать.

— Антонио ничего не боится, просто я не нужна ему. Если б это было не так, он был бы сейчас здесь со мной, а не прислал бы вас.

Сара не нашлась что ответить, потому что в глубине души она знала, что Виктория права. Она плакала, когда прибыл лимузин, и крепко обняла Натана на прощание. Слезы навернулись Виктории на глаза от одного воспоминания об этом. Она не будет вспоминать Антонио с тоской, она будет думать о его плохих качествах: холодный, бесчувственный, полагающий, что деньгами можно решить любую проблему. Приехав в аэропорт, она обнаружила, что он поменял ее билеты на билеты первого класса. Как будто это могло все исправить! А сегодня он прислал ей чудесный букет с запиской:

«Думаю о тебе. Удачи. Антонио».

Сейчас ее пронзала острая боль от одной мысли о том, что он мог желать ей удачи так… легкомысленно. Он был просто отвратителен. Букет она отшвырнула в порыве ярости. Мог бы и не утруждаться!

Виктория развернулась и вошла в дом. Маргарет, няня, смотрела телевизор и вскочила, заметив ее:

— Все хорошо?

— Да, я взяла небольшой перерыв и зашла проведать Натана.

— Он крепко спит.

— Я только загляну.

В эти дни она чувствовала себя счастливой только рядом с сыном. Она оперлась о кроватку и посмотрела на спящего мальчика, собираясь с силами. Даже он скучал по Антонио. Вчера они гуляли в парке, она купила ему мороженое, и вдруг он повернулся к ней и произнес имя Антонио — у него получилось «Анио».

— Анио здесь нет, милый, — мягко сказала она. — Он дома, в Италии.

Натан расстроился, и из-за этого она чувствовала себя еще более подавленной. И в то же время это лишний раз доказывало, что она поступила правильно, уехав из Италии: если бы она сделала это позже, сейчас им было бы куда тяжелее. Она поцеловала сына в лоб и вернулась в ресторан.