– Ничего нового?– спросил я по привычке после обычных приветствий.

– Ничего,– ответила Элен,– а как ваша простуда?

– Ложная тревога… Кстати, о простуде, я тут выставил Гроссэ, эскулапа, надо было… Хотите десять тысяч франков?

– Охотно… начали какое-нибудь дело?

– Откуда вы взяли?

– Заваттер.

– Пробный шар. Может ничего не дать.

– Связано с убийством этого Кабироля?

– Весьма отдаленно.

Больше она объяснений не потребовала, и мы стали болтать на разные темы, кроме папаши Самюэля, на которого постепенно всем стало наплевать. Из десяти газет, прочитанных мною за завтраком, только три продолжали информировать своих читателей о внезапной и горестной кончине ростовщика, не давая при этом никаких новых сведений. Репортерская братия разводила водичкой вчерашние новости. Было похоже, что расследование с самого начала зашло в тупик, но я подозревал, что Фару со своей кликой знали больше, чем говорили. Определенные особенности не могли укрыться от глаз, привыкших все замечать. Если это было не так, то пришлось бы засомневаться в целесообразности расходных статей бюджета на полицию.

Мне не пришлось долго мучиться с этим вопросом.

Когда примерно к одиннадцати часам наша беседа стала затухать, появился человек, решивший помочь нам в этом деле,– Флоримон Фару собственной персоной, со своими пышными усами, большими и деланно суровыми глазами, мятой шляпой, шоколадный цвет которой плохо гармонировал с цветом плаща.

Он был один и казался в хорошем настроении, что мне весьма понравилось.

– Привет, детки,– сказал комиссар.

Он снял свою шляпу, пожимая руку Элен, но водрузил ее обратно на череп, когда стал пожимать мою.

– У вас тут что, военный совет?

– Для этого я слишком миролюбив,– ответил я,– мы просто ждем, когда объявится клиент,

– Чтоб его облапошить?

Я пожал плечами:

– Считаете себя хитрым?

– А вы? – усмехнулся он.

– Не больше, чем любой другой.

Он поискал глазами стул. Элен подвинула ему один, и он уселся.

– Вы хорошо сделали, что позвонили мне вчера. Это избавило меня от одного сюрприза…

Он сделал паузу по всем правилам театрального драматического искусства и выдал:

– Мы нашли следы вашего присутствия у Кабироля.

Элен подавила движение, которое не ускользнуло от комиссара, но он никак не откомментировал этот факт.

– Значит, он держал свою бухгалтерию более или менее в порядке? – спросил я, набивая трубку.

– Нет.

– Нет? Значит, он записывал имена своих должников на стенке? Что касается моего…

– Мне кажется, что я выражаюсь грамотно по-французски. Кто вам говорил об именах, Бюрма? Речь идет об одном отпечатке…

Он глядел на меня с улыбкой, наслаждаясь моим замешательством. Последующая тишина была нарушена зажженной мною спичкой.

– Очень хорошо,– вздохнул я, пустив немного дыма в потолок,– сейчас я все вам скажу.

– Пожалуйста, не надо,– добродушно запротестовал он.– Жизнь слишком коротка. Ограничьтесь ответами на мои вопросы.

– Валяйте.

– Вы недавно посетили этого ростовщика?

– Да.

– Когда?

– Позавчера.

– В день убийства?

– Да.

– В котором часу?

– Сразу после полудня.

– Он был уже мертв?

– Нет. Я бы вас известил. Убегать от жмурика – это приносит дурную славу, если общественность узнает об этом.

– Очень дурную, действительно.

– Я не пошел бы на этот риск.

– Уже пошли.

– Если бы труп был связан с делом, которым бы я занимался, то возможно. Но это не тот случай.

– Зачем же вы тогда пошли к Кабиролю?

– По его специальности. Я был на мели.

– Ах так?

– Надеюсь, вы хотя бы в этом мне поверите?

Он рассмеялся, потом сказал:

– Продолжайте.

– Это все.

– У вас есть расписка?

– Какая расписка?

– Нельзя сказать, что он вел настоящую бухгалтерию, но, с другой стороны, ведь должен был выдавать расписку в получении тех вещей, которые он соглашался взять под залог, не правда ли? Вы ему что-то принесли, это ясно…

– Побрякушки моей покойной тетки. Но мы с ним не пришли к соглашению. Он предложил совершенно смехотворную сумму, и было разумнее выставить кого-нибудь на пару купюр. Что я, впрочем, и сделал.

– Могу я спросить, кого?

– Нет. Вы пойдете морочить голову этому типу, а в следующий раз, когда я попрошу у него помощи, он пошлет меня куда подальше.

– Бог с ним,– сказал Фару, сделав широкий жест рукой, который чуть не лишил Элен одного глаза.– Это не имеет значения.

– И, соответственно, все то, что этому предшествовало. У вас странная манера вести дела, Флоримон. Вы ничего не проверяете, а если уж проверяете, то все.

Он не обиделся:

– Я веду мои дела так, как считаю нужным, и проверяю то, что должен проверить. На этом ставим точку. Я уже отчаялся отучить вас от ваших дурных привычек. Черт побери! Вместо того, чтобы честно признаться мне, что вы там были…

– Послушайте, старина, возможно, что я действовал как полный недотепа. Очевидно, это от недостатка денег. Когда у вас нет финансовых возможностей, то и остальные отпадают сами собой. Поставьте себя на мое место. Я иду к этому ростовщику, торгуюсь с ним хороших четверть часа, потом узнаю, что его пришили. Поскольку я уже имел с ним дела – это правда, я вам не наврал по телефону,– мое имя должно фигурировать в его регистрах. Тут я подумал: «Фару задаст себе вопрос, почему я держал рот закрытым, когда узнал о смерти этого человека». Я не думал об отпечатках пальцев, которые мог оставить, а думал о тех следах, которые могли остаться в книгах. В этом случае не надо создавать впечатления, что уклоняешься от ответственности… но, поскольку я не хотел, чтобы вы воображали себе Бог знает что, то замолчал факт моего присутствия там в тот трагический день.