Не произнеся больше ни слова, Уильямс посадил вертолет за деревьями позади дома. Я вытащил целлофановый пакет, который прятал под рубашкой, и вынул из него два револьвера: люгер занял свое место в кармане, «лилипут» остался в руке. Уильямс сделал вид, что ничего не заметил.

В доме давно уже никто не жил. Крыша в некоторых местах обвалилась. Соленый морской воздух разъел краску на стенах, обои отслоились. Я заглядывал в комнаты сквозь выбитые рамы и не видел ничего, кроме груд песка.

Вокруг дока все было покрыто высохшей серой пеной. Я ступал по этой корке, и она хрустела под ногами. Наверняка, попади я сюда лет через десять, эти следы так и останутся нетронутыми. В общем-то все было ясно. И все же я довел дело до конца, осмотрев заброшенный док. Он был внушительных размеров – двадцать на шесть метров. Большие ворота еле держались на проржавевших петлях. Я печально улыбнулся, выражая соболезнования самому себе, и вернулся к вертолету.

В течение следующих двадцати минут мы еще два раза видели такие же старые дома и такие же ветхие доки. Я не был ни археологом, ни искателем зарытых кладов, следовательно, вполне мог не слишком интересоваться этими древностями. С первого взгляда было понятно, что последние жители этих домов отошли в лучший мир задолго до моего рождения. И все же я был систематичен в своих заведомо напрасных поисках. Наверное, Уильямс подумал, что у меня в роду были немцы, которые вместе с генами передали мне сверхъестественную пунктуальность.

Западное побережье не порадовало нас открытиями. Мы обогнули городок и полетели по ветру вдоль побережья. Здесь для нас тоже не нашлось ничего интересного. Две небольшие деревушки, наверное, самые спокойные в мире. Когда дед Артур все-таки уволит меня (а это произойдет наверняка очень скоро), я поселюсь в одной из них. Там наверняка не слышали ни о каких похищениях, наверняка никогда не видели никаких пиратов. Это меня вполне устроит. Уже послезавтра. Но сегодня покой этих деревушек меня не интересовал.

Мы снова возвратились на место старта и пересекли остров по направлению к северному побережью, чтобы там свернуть на запад. За это время дважды делали посадку: первый раз – чтобы исследовать небольшое укрывшееся между деревьями озерцо, второй – чтобы посетить заброшенный комплекс промышленных зданий (Уильямс сказал, что несколько лет назад здесь перерабатывался особый сорт песка, необходимый для производства зубной пасты). Здесь мы задержались минут на пять, чтобы Уильямс мог позавтракать. К этому времени я уже хоть и освоился с вертолетной болтанкой, но все же недостаточно, чтобы присоединиться к нему.

Был полдень. Следовательно, я использовал половину нашего летного времени. Что дальше? С самого начала я искусственно поддерживал в себе и Уильямсе энтузиазм относительно возможных перспектив поиска. Теперь я был склонен признать горькую реальность – тот факт, что мой план потерпел фиаско. «Нантесвилля» у острова не было. Жаль только, я не мог сообщить об этом деду Артуру – его бы это наверняка утешило.

Я раскрыл карту и жестом пригласил Уильямса поучаствовать. Со стороны это должно было выглядеть неплохой пародией на военные фильмы: генерал и начальник штаба совещаются относительно направления главного удара.

– Необходимо расширить радиус поисков. Появляются три варианта. Вот здесь есть озеро. Его длина десять километров при ширине тысяча метров. Это первый вариант. Второй – вот этот горный массив, здесь множество проливов и островков. И наконец, можно двинуться на восток, к южному побережью залива Лох-Гурон и озеру Гурон.

– Гурон? – переспросил Уильямс. – Это последняя точка на западном побережье Ирландии, где мне хотелось бы совершить посадку. Дальше гиблые места, вы не найдете там ничего, кроме затонувших кораблей и скелетов. На двадцати милях там больше подводных скал, водоворотов и течений, чем во всей остальной Шотландии. Даже местные рыбаки обходят эти места стороной. Кстати, вы знаете, как называют вход в залив? Очень поэтично – «Вход в гробницу».

– Просто у местных жителей хорошо с чувством юмора. Кроме того, если наши поиски окажутся безрезультатными, мне все равно придется искать вход в это богоугодное заведение. Поехали.

Если местные жители могли сохранять чувство юмора в таких условиях, им можно было только позавидовать. При виде окрестностей меня это чувство, похоже, оставило навсегда.

Черные, скалистые, не тронутые растительностью берега. Четыре острова протянулись на восток, словно четыре прямоугольника свеженасыпанных могил. Не нужно было иметь богатую фантазию, чтобы почувствовать нечто зловещее и унылое в этом пейзаже – он на самом деле был зловещим и унылым. Вдалеке северный и южный берега озера Гурон сдвигались друг к другу, создавая узкий горный каньон между островерхими, почти готическими горными массивами. С подветренной стороны острова вода была черная, как чернила. Дальше кипела белая пена – море клубилось волнами. Только сумасшедшие могли ввести сюда свой корабль. Но вскоре оказалось, что такие в этих местах водятся.

Как только мы отлетели от островов, я заметил расщелину в прибрежных скалах. Это был небольшой естественный бассейн размером с два теннисных корта. Его соединял с заливом короткий, едва ли метров в десять, канал. В бассейне стояла большая лодка, по виду напоминающая переделанную военную моторку. За бассейном виднелось небольшое плоскогорье, за которым поднималось вверх высохшее русло реки. Какие-то люди копошились недалеко от четырех желто-зеленых палаток, установленных на плоскогорье.

– Может быть, это? – спросил Уильямс.