Губы Флойда сжались, как будто он прочитал ее потаенные мысли и нашел в них что-то крайне неприличное. Его глаза переместились с губ Элис на ее грудь. Затем он резко отстранился от нее.

— Я сегодня вернусь довольно поздно. И я не смогу проследить, все ли предписания вы исполняете. Но предупреждаю — не делайте того, что я вам делать не советовал! Я ведь обязательно возвращусь!

С этим заявлением он покинул комнату. Между тем, Элис еще ощущала возбуждающий запах его одеколона. Ее плоть еще трепетала от соприкосновений с его мускулистым телом породистого самца. Нет, надо немедленно отвлечься! И Элис начала изучать свое новое жилище.

Похоже, когда-то здесь была детская Флойда. Под потолком в дальнем углу парила целая эскадрилья моделей самолетов. Было ясно, что он всегда любил летать. И ей казалось, что она начинает понимать почему. Прежде всего, это — раскрепощение, полная отрешенность от земной суеты.

Стены теплого кремового цвета и надраенные до блеска дощатые полы создавали какую-то особую атмосферу, которую дополняли гравюры на сюжеты освоения Дикого Запада. Резной дубовый стол, затейливое кресло-качалка расположились у большого овального окна. Рядом с кроватью — очаровательные декоративные циновки, посреди комнаты — красивый восточный ковер. И ни одной лишней детали!

Вот значит, где взрослел Флойд… В самом деле, кое-что ей теперь становится понятным. Идиллическое настроение исподволь окутывало Элис. Так продолжалось до тех пор, пока она не осознала, что различает голоса, раздающиеся снизу. Перебранка разгоралась все сильнее; причем речь шла именно о ее особе.

Флойд раскатисто твердил о том, что женщинам не справиться с уходом за ней. Карен с энтузиазмом доказывала, что «крошка» может самостоятельно добираться до ванной, «ну и далее» на костылях. Флойд возражал, что у них в доме «чертовых костылей» нет.

— Купишь их в любой аптеке в Кливленде!

— Где мне взять время на дурацкую поездку в город! Я и так запустил из-за твоей прихоти все дела!

Ответ Карен прозвучал слишком тихо и был встречен не совсем литературной бранью.

— Благодетельница! — заорал Флойд. — А что ты будешь делать, когда Амелия поедет домой?

— Значит, здесь останешься ты! — без колебаний заявила Карен.

— Да разве проблема только в этом! Сама же прекрасно понимаешь, что нет. Как нам уберечься от ее попыток обобрать тебя, если ты все время раскрываешь свои карманы, чтобы она изучала их содержимое?

— Я уже один раз сказала тебе: все, что у меня есть, принадлежит тебе и Эл, — горделиво отчеканила Карен. — Обсуждать бесполезно!

— Бабушка… — В голосе Флойда возмущение сливалось с какой-то униженностью. — Ошибка может быть непоправимой…

— Я не понимаю, что ты так переживаешь! — Голос Карен зловеще понизился. — Ты временами делаешь вполне определенные заявления о том, что тебя не волнует, лишу я тебя наследства или нет.

— Да разве…

— Вот именно, как раз в этом-то все дело, — безжалостно отрезала Карен.

Только сейчас до Элис окончательно дошло, чей характер унаследовал Ламберти-младший.

— Меня не волнует, как ты намерена распорядиться своей собственностью! — разъярился Флойд. — Но я не допущу, чтобы кто-нибудь посторонний, а особенно она, погрели на этом руки.

— Если бы ты посмотрел на нее внимательнее, то понял бы, что к категории греющих руки Эл не имеет никакого отношения!

— Но почему бы не проверить ее…

— Да просто потому, что, если бы Эл не оказалась на той проклятой автобусной остановке, сегодня между нами не было бы горячей дискуссии. Помолчи! Я думаю, что у тебя есть все основания перестать опасаться за мою жизнь и заняться своей собственной. Ты игнорируешь некоторые свои обязанности.

Флойд уже был, видимо, у двери, и Элис не могла расслышать, что он ответил, но поняла, что перепалка продолжается.

— Подумай об этом! — влепила ему напоследок Карен. — Уверена, что Эл еще не раз окажется нам полезной. Видел бы ты выражение ее лица, когда мы прибыли сюда. Может быть, хоть она полюбит это место.

Дверь захлопнулась. Судя по звукам, Карен направилась в гостиную. Элис удовлетворенно представила себе ее победоносный вид. На какое-то время воцарилась полная тишина. И вдруг…

Он вернулся! Элис различила бы его шаги среди тысячи других. Вернулся и сладчайшим, проникновенным баритоном начал:

— На твоем месте, бабушка, я бы недели две не принимал поспешных решений. Это — единственное, о чем я прошу. За это время твоя хваленая Элис Редфорд должна показать свое истинное лицо.