Мы снова пересекли полгосударства, но путешествие это было более грустным, чем первое. Тогда мне очень мешал чайник под боком. Теперь можно было расположиться попросторнее: рядом не было брата.

В Ташкенте была первая пересадка. Я сидел, охраняя вещи, в привокзальном сквере. Родители приходили на час-полтора и снова уходили в темноту. Слова «закомпостировать билеты» мне очень нравились: они красиво звучали и напоминали о мирной жизни. На соседней скамейке умерла старушка. Молодые остроумные лейтенанты заигрывали с моей сестрой. Они наперебой острили, стараясь оттеснить друг друга в невидимом состязании; на них были новые темно-зеленые формы, погоны, бывшие тогда в диковинку, и скрипучие ремни — но шутки их были штатскими: они только ехали на фронт. Сестра громко смеялась.

На четвертый день билеты были закомпостированы. Поезд долго тянулся по казахским степям. На полустанках люди покупали сушеные дыни. Где-то впереди был разрушенный город, одни названия улиц которого вызывали спазмы — сладкие спазмы счастья, ушедшего детства.

В черном, ставшем от старости серым, папином портфеле тихо и напряженно лежали треугольники Сашиных писем.

«Добрый день, дорогие беженцы!

Сержусь на вас: вы до сих пор не выполнили мою просьбу и не сфотографировались.

На всякий случай даю содержание пока что „сказочной“ посылки: 1. Бритва с помазком и зеркальцем. 2. Две иголки с нитками. 3. Ложка алюминиевая. 4. Ну, еды — на вашу совесть. (Можно сухари, урюк).

Дорогой Андрюша: пиши мне о своих играх и товарищах, а я буду писать тебе о своих.

С красноармейским приветом, Саша.

Чуть не забыл: письма мне можно писать без марок, с надписью „воинское“.

Держите ли вы связь с семьей Тодоровых? Помните, они провожали своего сына Игоря? Я с ним попал в одну роту. Он парень ничего, только избалован и иногда падает духом».

В школу я пошел еще в эвакуации. Отвела меня сестра, которая немало настрадалась в тот далекий сентябрьский день.

Распределение в 1-й «А» мне показалось обидным, ибо 1-й «Б» и, тем более, 1-й «В», по-моему разумению, были классами для более подготовленных детей. Я отказался приступить к занятиям из престижных соображений, однако мир взрослых людей — уже не в первый раз — оказался сильнее меня. Увы, все взрослые состоят в заговоре, и детям очень редко удается прорвать этот заколдованный круг.

Однако судьба с лихвой окупила мое унижение. Всего через две недели меня перевели из 1-го «А» — и не в 1-й «Б», и даже не в 1-й «В», а сразу во второй!.. Еще бы! Я к этому времени издавал собственный общественно-политический еженедельник, а нарисовать карту военных действий в Северной Африке так подробно, как это делал я, боюсь, не сумел бы даже директор школы товарищ Рахматуллаев.

Во второй класс я вошел с высоко поднятой головой. Объясняется это, отчасти, и тем, что мне было только семь лет, и лишь задрав голову, я мог увидеть длинных, взрослых и даже, как мне в отдельных случаях казалось, престарелых второклассников.

На второй день я уже был влюблен и вскоре сделал признание (забегая вперед, скажу: оно не было последним в моей жизни).

«Здравствуйте, дорогие мои папа, мама, сестрица и братик!

Только что Игорь Тодоров получил письмо, в котором его родители пишут, будто вы от меня давно не получали известий. Меня это очень огорчило и обеспокоило: ведь я пишу довольно часто.

Я жив, здоров, нахожусь сейчас на училищном хозяйстве, у самой границы. Уже две недели мы на сенокосе. Сказать по правде, уже немного надоело, хочется скорее вернуться к занятиям.

Афганская граница настолько близка, что можно наблюдать жизнь афганцев... Здесь очень богат животный мир: ведь кругом, куда глаза глядят, тянутся дикие леса и горы. Шакалы у нас считаются почти домашними животными, они нам надоели.

На днях произошел забавный случай. Неожиданно в лагере объявили тревогу, и все мы увидели бегущих с афганской стороны не то людей, не то животных. Оказалось, границу перешло громадное стадо диких кабанов. Лучшие снайперы поскакали вдогонку, но охота не удалась, опоздали.

Вот и все новости. Андрюша, почему не пишешь? Сегодня узнал радостную весть о нашем контрнаступлении, представляю, с каким нетерпением вы ждете утренних сводок.

Как-то вечером, перед сном, вспомнился Гурзуф, чеховская бухта, мои „одуванчики“... Кажется, все это было тысячу лет назад и, вообще, не со мной, а с кем-то другим.

Целую всех, Саша.

 P. S. Уважаемая моя сестрица! Если встретишь сестру Игоря Тодорова — Лену, передай ей мой курсантский привет».