– Шуму много, толку мало, – бросил Трэвис с досадой. Для него, видно, неприятной неожиданностью стали хлопоты, которые причиняли им две русские дамы. Однако он не без усилия вернулся-таки к избранной им манере гостеприимного хозяина. Тон его, правда, находился в жутковатом контрасте с садистскими приготовлениями.

– Я слышал, что вы называете себя матерью этой девушки, – проговорил он, обращаясь к Юлии Николаевне. – Интересно узнать, правда ли это? Вы для нее родная мать, в самом деле? Что ж, мы скоро это установим. И нам не понадобится для этого никаких новомодных и дорогостоящих анализов ДНК. Правда, кровь в ходе данного эксперимента, как и положено при анализах, полагаю, прольется. Да, кровь! Родная кровь. Голос крови… Звучит несколько высокопарно, не правда ли? Вот и посмотрим, насколько громко кричит этот самый голос в вас.

И тут Трэвис, завидев лицо Юлии Николаевны, наконец, сообразил: старшая из женщин, похоже, не понимает, о чем он! Тогда главарь склонился к ней и раздельно проговорил:

– Вы – поняли – что – я – сказал?

Юлия Николаевна испуганно отрицательно замотала головой.

– Вы – говорите – по-английски? – столь же раздельно молвил главарь.

И снова отрицательный жест.

– О, господи! А по-французски? Тоже нет? По-испански? Нет? Боже ты мой! Эти русские – дикие люди! – досадливо сказал Трэвис. Да, вся его издевательская речь о голосе крови пропала втуне. Впрочем, пропала – да не совсем. Ее поняла Татьяна, догадалась, к чему противник клонит, и внутренне содрогнулась.

– Значит, так… Ты! – повернулся главный бандит к девушке. – Ты английский понимаешь. Будешь переводить своей мамашке. И не близко к тексту, а дословно все, что я скажу. Дословно, поняла?

Таня кивнула.

– Рот девчонке освободите, – приказал он подручным, – и инструмент сюда давайте.

Его приказ был мгновенно выполнен. Дэн и Майк, хрупкий и толстый, малый и старый, сорвали пластырь с губ Садовниковой, а еще на сцену явился огромный тесак-мачете, а также хирургический скальпель и плотницкие кусачки. Пыточные инструменты доставали из того же шкафчика, что и полиэтилен. Отчего-то чувствовалось, что они раньше уже применялись в деле. Обе женщины следили за приготовлениями бандитов расширившимися от ужаса глазами. Тане, хоть ей и освободили рот, тоже стало не до возмущения и угроз.

– Итак, – обратился Трэвис к Юлии Николаевне, а потом кивнул Татьяне: – Переводи дословно! – И снова маме: – У меня к вам один вопрос, – девушка стала послушно синхронно перекладывать речь главаря на русский, – вопрос первый, он же второй и последний. Где ценности, похищенные вами у Глэдис Хэйл? За каждый неправильный ответ, а также отзывы «не знаю», «не скажу» и тому подобные ваша дочь будет лишаться пальца, – голос переводившей Татьяны в этом месте дрогнул, – а может быть, глаза. Зубы удалять без наркоза тоже несладко, вы уж поверьте.

Едва до матери дошел смысл сказанного, она подалась вперед, к Трэвису:

– Я ничего не знаю, слышите! Не знаю я ничего! – забормотала она, как в бреду.

Одно движение бровей главаря – и Майк оказался рядом с Таниным креслом. Грубо сжал и вывернул ее правую руку и раскрыл кусачки над мизинцем.

– Моя мать ничего не знает, разве вы не видите! – бешено воскликнула девушка по-английски.

А мама – та просто лишилась чувств, осела, оплыла в своем кресле.

– Верните ее. – Главарь сделал жест в сторону приспешников.

Дэн беспрекословно взял графин с водой со стола и выплеснул его весь в лицо Юлии Николаевне. Та ахнула, дернулась, открыла глаза. А человек-гора в тот момент повернулся к главарю и прошелестел – до Тани донеслось: «…и правда не знает». И девушка, теряя самообладание, попыталась отстраниться от Дэна и опять прокричала:

– Не знает она, вы что, не видите: ничего не знает!

– Лучше успокойся и переводи, – прежним ровным голосом произнес Трэвис. – Когда твоя мать сговорилась с Мирославом обокрасть Глэдис?

Майк убрал, слава богу, свои кошмарные кусачки от Таниной руки и сделал шаг назад.

Татьяна покорно повторила эту фразу по-русски, и мама прокричала:

– Не сговаривалась я ни с кем, слышите! Не знала я ничего! Мирослав сказал, что мы в гости к его другу в башню идем!

По ее щекам покатились слезы, и Таня в каком-то отупении, отстраненно, словно иностранный боевик дублировала, сказала:

– Она говорит, что ни с кем не сговаривалась и ничего не знает.

А затем, не в силах сдерживаться, воскликнула:

– Да разве вы не видите! Не замечаете, какая она?! Она что, похожа на воровку? Ну, что она у кого может украсть?! С кем сговориться?!

Не обращая внимания на ее горячность, главарь продолжал бесстрастный допрос:

– Куда вы направились вместе с Мирославом непосредственно после ограбления дома-башни?

Таня быстро перевела, и Юлия Николаевна в отчаянии прокричала:

– Никуда я с Мирославом не направлялась! Я убежала от него! И не виделась с ним больше!

– Но все-таки пришла к нему в дом и убила его?