Бланш исписала крупным почерком целый ворох листов. Я насчитала их двадцать. Там приводилось множество фактов, но они были настолько громоздко выражены, что я начала раздумывать над тем, как их изложить попроще, с легким юмором. И вдруг поняла, что читаю что-то совсем другое — это оказался написанный тем же почерком черновик письма, который каким-то образом застрял между страницами.

«Грэм, дорогой. (Грэм? Это имя мне кого-то смутно напомнило. Да, Грэма Мортимера, сотрудника „Пэн-Олеума“, с которым Бланш обедала в „Синем кабане“, когда мы с Клайвом ездили в Стейнтон. Хотя это нехорошо, но я не смогла устоять и прочитала письмо до конца. Затем перечитала его еще раз, ненавидя каждое слово.)

Прости, что беспокою, но не пора ли уже перестать увиливать? В конце концов, ты должен не хуже меня, а теперь и не хуже его — бедный дурачок! — знать, что нет никакой надежды на воплощение в жизнь мечты К. Я надеюсь, что ты сможешь осуществить его проект. Предпочтительнее такой, чтобы он не знал, пока я не воплощу в жизнь мои планы на его счет. Важно, чтобы ты этим занялся. Я уже говорила тебе, что он собирается уехать из Англии в сентябре, и я хочу, чтобы он ушел из „Пэн-Олеум“ с пустыми руками. Он также остановится там, где я захочу, конечно же, не в палатке в пустыне Сахара. Я желаю, чтобы у меня был цивилизованный медовый месяц. Если же тебя не убедят все мои уговоры, а уговаривать я умею, то у меня есть в запасе нечто, что может не понравиться „Пэн-Олеум“…»

На этом письмо обрывалось. Я с отвращением отбросила его в сторону. Я досадовала на себя за то, что нарушила неписаный закон среди культурных людей и прочитала чужое письмо, а еще пришла в ужас оттого, что угрозы Бланш оказались не пустыми: она знала, как заставить «Пэн-Олеум» или по крайней мерю Грэма Мортимера сделать то, что ей нужно, и собиралась обмануть Клайва.

Скорее всего, оригинал этого письма был уже отправлен Грэму Мортимеру. Значит, завтра или на следующей неделе Клайв получит одобрение своего проекта, и я никогда не узнаю, приложила Бланш к этому руку или нет. Эта мысль была мне ненавистна.

Я заставила себя просмотреть остальные листки, и когда решила, что ничего не смогу сделать из этих записей, это стало поводом отправиться к Бланш домой.

Тетя Анита предложила:

— Я попрошу ее как-нибудь вечерком заглянуть к тебе.

Но поскольку мне не нужны были свидетели предстоящего разговора с Бланш, я сама отправилась в Мейпл-Коттедж. После дождя наступил ясный вечер, и Бланш лежала на кушетке посреди газона. Она предложила мне высокий плетеный стул, и я уселась, радуясь, что хозяйка не пытается быть гостеприимной.

Если бы я питала к Бланш симпатию, то наверняка повела бы себя более тактично в отношении ее рукописи. А я прямо посоветовала ей урезать длинные описания, поскольку у нее есть слайды и цветной фильм, и лишь разбавить демонстрацию их шутками, какими-нибудь остроумными замечаниями или рассказами смешной истории о самой себе.

— Такие вещи всегда пользуются успехом, — пояснила я, но, когда Бланш вяло взяла у меня из рук листы, подумала, что вряд ли она в своей жизни выставляла себя в смешном свете.

— А вы, конечно, все знаете? — усмехнулась она.

— Из доверительных рассказов моей работодательницы. Ей пришлось учиться на своих ошибках, зато теперь она профессионал.

Бланш бегло перелистала страницы.

— Но я не могу все заново переделывать. Я делаю это из благотворительных целей, а не ради денег.

Благотворительность! Но меня не проведешь.

— Расходы выступающих оплачивает гильдия, — возразила я. — Также, если вы настаиваете, вам могут заплатить. Мне казалось, что вы хотите, чтобы ваше выступление осталось в памяти слушателей как успех, а не как чудовищный позор. Так что, если вздумаете последовать моим советам, я все переделаю. Но теперь мне хотелось бы поговорить с вами о другом. — Я взяла в руки копию письма. — По ошибке вы вложили это в рукопись, и я должна признаться, что прочла письмо.

Глаза Бланш блеснули.

— Но, это же частное письмо!

— С которым вы поступили весьма небрежно, — напомнила я.

— И у вас хватило наглости его прочитать?!

Я кивнула:

— Наглости у меня хватило, но было бы нечестно скрыть это от вас.

— Нечестно! Как это по-детски! И что, теперь ваша совесть чиста? Я так понимаю, что вы нарочно прочли его, когда узнали, что оно касается Клайва?

Была не была!

— Да, — призналась я. — Дважды.

Бланш притворилась изумленной:

— Так-так! Очень мило. Я бы даже сказала, дерзко. И зачем же вы его прочли? Ничего нового вы не узнали, ведь я уже вам говорила, что буду помогать Клайву. Но может, вы прочли его два раза, чтобы получше запомнить и потом сообщить ему? Или сделали копию, как доказательство моих интриг?

Я спокойно ответила:

— Я не делала копии и не собираюсь ничего говорить Клайву. Можете поверить мне на слово.

— Тогда зачем вы мне об этом сообщили, кроме того, что хотели очистить совесть?