Но от нехватки пригодных для этого самолетов страдало не одно ПФР. Адмиралтейство с самого начала было встревожено тем, что германские «карманные» линкоры могут проскользнуть в Атлантику. В совместных довоенных планах Адмиралтейства и Берегового командования ВВС предусматривались меры по регулярному воздушному наблюдению за участком между Шотландией и Норвегией. Когда же разразилась война, радиус действия самолетов, предназначенных для выполнения этой задачи, не разрешал совершать полеты до норвежского побережья, и образовавшийся разрыв пришлось заполнить патрулированием подводных лодок. Но если бы даже и были самолеты дальнего действия, все равно вскоре выяснилось бы, что трудности обнаружения судов и даже просто полетов в плохую погоду осенью и зимой были явно недооценены.

Первыми двумя германскими военными кораблями, оказавшимися в Атлантике, были линкоры «Граф Шпее» и «Дейчланд». Им удалось провести эту операцию незаметно благодаря тому, что война еще не была объявлена, а Англия не была способна вести фоторазведку (или фактически разведку визуальную) их баз на территории Германии.

До 1 октября Адмиралтейство не знало о присутствии немцев на морских коммуникациях. Прошло еще три недели, прежде чем донесения с воплями отчаяния жертв этих линкоров и сообщения оставшихся в живых очевидцев с уверенностью могли убедить ОРЦ, что тут замешан не один рейдер, а два. Но до того, как этот факт стал известен ОРЦ, «Дейчланд» в действительности находился уже несколько недель в Германии. В случае с «Графом Шпее» у ОРЦ не было практической возможности содействовать его обнаружению и потоплению.

Радиопеленгаторных станций в Южной Атлантике и в Индийском океане еще не существовало. Сеть станций радиопеленгования не могла перехватить крайне редкие сигналы с этого корабля. Единственный признак для определения его местонахождения — это сигналы бедствия с атакованных им судов. Королевские ВМС на самом деле были отброшены к временам Нельсона, когда Адмиралтейству оставалось только одно: расположить поисковые группы своих кораблей в наиболее вероятных стратегических районах и предоставить командующему флотом или одному из командиров этих групп оценивать обстановку на месте и действовать исходя из нее. Эта система срабатывала неплохо: за сто сорок лет морские офицеры не утратили военно-морской интуиции. Коммандер Харвуд точно предугадывал направление движения корабля кептена Лангсдорфа и, когда тот 13 декабря 1939 г. появился возле Ла-Платы, он поджидал его.

Второй выход немцев, на этот раз линейных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», в конце ноября того же года выявил еще одну слабость в системе сбора сведения британской разведки. Немцы намеревались атаковать крейсеры и крупные вооруженные транспортные суда северной патрульной службы. Ни единого намека на их присутствие в море не было, пока они не встретили в Датском проливе вооруженный транспорт «Равалпинди». Несмотря на стойкое сопротивление этого корабля, он был потоплен, но сумел перед тем передать донесение о противнике, точно опознав, что это линейный крейсер. К сожалению, вслед за этим «Равалпинди» внес поправку, назвав его «кар манным» линкором, что совпало с ошибочным мнением в ОРЦ, где подумали, что это «Дейчланд», возвращавшийся в Германию, а он вернулся фактически за восемь дней до этого. Ошибка «Равалпинди» с опознанием объяснима: силуэты тяжелых германских кораблей весьма сходны, — но она усугубила путаницу и помешала командующему флотом метрополии перехватить врага. Ближайший к «Равалпинди» английский крейсер «Ньюкастл», прочитав донесения с этого корабля, приблизился к нему. Он увидел «Шарнхорст», когда тот, застопорив ход, подбирал людей, находившихся в воде. Явно под влиянием второго донесения с «Равалпинди» «Ньюкастл» тоже принял его за «карманный» линкор. Когда немцы стали отходить, он старался следовать за ними по пятам, но в то время на английских кораблях еще не было радаров, и в штормовой ливень «Ньюкастл» потерял из виду немецкие корабли. Так и не будучи опознанными, они благополучно проскользнули в Германию. Позже начальник морской разведки писал: «Очень важно было узнать название или хотя бы класс корабля, который потопил его («Равалпинди»). Единственным источником наших сведений были оставшиеся в живых. Старшего из них, главного морского старшину, направили в Адмиралтейство, несколько раз допросив его в пути. У адмирала Паунда ему был задан ряд важных вопросов. Когда же старшину доставили в РУ ВМС, он все перепутал и как объективный свидетель был бесполезен. За это время ему внушали столько разных предположений, что в голове у него остались расплывчатые впечатления об очертаниях и размерах немецкого корабля» [28] . Могут спросить; почему первый морской лорд при всей его занятости решил лично заняться тем делом, с которым намного лучше мог бы справиться младший сотрудник разведуправления? В общем, с точки зрения ОРЦ адмиралу плохо удалась эта роль. Выхода в море германских кораблей мы не заметили, дважды опознали их неправильно, преследовавший крейсер потерял их из виду, и в довершение из-за допроса очевидца «с выкручиванием рук» мы упустили и последний шанс правильно опознать их.

Пока ОРЦ спотыкался из-за отсутствия надежных источников информации, адмирал Редер получал добротную информацию от своего разведуправления. Германские военно-воздушные силы не волновало, как это вскоре случится, большое количество заявок на их услуги. У них было несколько видов разведывательных самолетов даль него действия, вполне приспособленных для выполнения задачи по наблюдению за флотом метрополии в тот момент, когда королевским ВВС все еще трудно было выделить нужное количество истребителей, чтобы сбить или отогнать самолеты противника. Адмирал Форбз горько жаловался на то, что все его передвижения, по-видимому, в точности сообщаются противнику, в то время как сам он блуждает почти с завязанными глазами. Для таких претензий у Форбза были справедливые основания, но здесь дело не только в германских ВВС. За период между двумя войнами ВМС Германии осознали значение роли Комнаты 40 и того огромного преимущества, которое она давала Джеллико и Битти. Немцы организовали свою чисто военно-морскую криптоаналитическую службу — «В. Dienst», которая повела решительную атаку на британские морские коды и шифры. В этом большую помощь оказывало ей английское Адмиралтейство, проявлявшее, как всегда, консерватизм. Оно отклонило предложения лорда Луиса Маунтбеттена о принятии на вооружение ВМС шифровальной машины, как это сделали немцы и собирались сделать королевские ВВС и ВМС США.

Мы по-прежнему цеплялись за устаревшую громоздкую и, как выяснилось, ненадежную систему ручных табличных шифров. Сама по себе эта система могла быть еще не столь пагубной, но во время абиссинского кризиса не соблюдались элементарные правила шифропереписки, гарантирующие ее неприкосновенность. Немецкой службе «В. Dienst» удалось подобрать ключи к основным оперативным и административным шифрам ВМС Англии. Когда разразилась война, немцы читали очень многие шифродонесения, хотя этот процесс требовал времени и не всегда завершался с такой быстротой, чтобы можно было успеть воспользоваться результатами для оперативных целей. И все же перед тем, как в августе 1940 г. произошли перемены, немцам удалось расшифровать вполне достаточное количество радиодонесений английских ВМС, чтобы иметь полную картину большинства их передвижений в Северном море и на северных подходах к Англии. Изменения выбили их на время из колеи, но, как мы увидим, им и в дальнейшем сопутствовал успех, обеспечивавший вплоть до середины 1943 г. большие преимущества в битве за Атлантику. Надо, однако, подчеркнуть, что криптоанализ только тогда приносит реальную оперативную пользу, когда он осуществляется быстро. Применительно к этой задаче до немцев доходила с достаточной быстротой, по словам Деница, лишь сравнительно небольшая часть английских радиопереговоров, но все они помогали им изучать и понимать тактику и стратегию англичан. Конечно, к третьему году войны стали выявляться отчетливые преимущества Англии — и не только в деле дешифрования, но и в других сферах оперативной разведки. Однако в 1940 г. положение было совсем иным: ОРЦ ощупью блуждал в потемках, в то время как противник в течение длительного времени имел вполне ясное представление о том, что происходило «по ту сторону горы».

Пока адмирал Форбз и Адмиралтейство пытались преодолеть трудную проблему, создаваемую немецкими надводными кораблями, стала надвигаться другая, потенциально более серьезная угроза — подводная война, В тот момент в военно-морском штабе еще никто полностью не отдавал себе отчета в том, что, стремясь подорвать коммуникации Англии с внешним миром, чтобы уморить ее голодом и заставить сдаться, Германия, как и в первую мировую войну, больше всего уповала на широкое использование подводных лодок. Командующий подводными силами капитан первого ранга, а вскоре контр-адмирал Карл Дениц был человеком без иллюзий, но его взгляды не возобладали над энтузиазмом таких сторонников крупных кораблей, как Редер или Гитлер, ослепленных престижем от обладания тяжелыми линейными кораблями. Официально строительство германского подводного флота началось только в 1935 г., но уже в 1939 г. он почти сравнялся с английским. В строю находилось 56 подводных лодок. Дениц же считал, что для достижения его целей потребуется 300 подводных лодок, хотя даже в плане «Z» предусматривалось лишь 250. Дениц, не мешкая, приступил к ведению крупных операций в расчете на скоротечность войны с Англией, с которой, мол, не придется долго возиться. 3 сентября 1939 г. 39 из 56 подводных лодок заняли позиции в Северном море и в Атлантике. Они начали пожинать богатый урожай, главным образом в виде той части судов, которые еще не были в составе конвоев. Но развить успех немцам не довелось, и к январю 1940 г. число действующих в море подводных лодок сократилось до 32 из-за потерь и необходимости переподготовки экипажей. Из этих 32 от половины до одной трети отстаивались в портах и на базах в перерывах между боевыми походами. В свою очередь из оставшихся в море одна часть лодок следовала на позиции, другая — возвращалась на свои базы, таким образом, в назначенных районах подводных лодок в действительности было не более 6, а временами всего пара — жалкая горстка. И то, что им удавалось добиться некоторых результатов, говорит о масштабах неподготовленности Англии.

На протяжении всего этого периода подводные лодки вели боевые действия так, как тогда это считалось неким общепринятым и нормальным способом, то есть, действуя автономно друг от друга и атакуя свои жертвы, как правило, в погруженном состоянии. В первую половину 1940 г. подводные лодки ничем особенно не отличались от своих предшественниц 1918 г. Погрузившись, они зависели от емкости аккумуляторов, дававших возможность развивать на короткое время максимальную скорость в десять узлов и значительно меньшую экономичную скорость. На поверхности их дизели, заряжая одновременно батареи, развивали ход до 17, а в некоторых случаях и до 20 узлов. Именно в такие моменты подводные лодки становились наиболее уязвимыми для атак вражеских военных кораблей, самолетов и даже для орудий одиночных вооруженных торговых судов, приспособленных для самообороны. Поэтому подводным лодкам требовалась исключительно точная информация о месте нахождения их потенциальных жертв, чтобы выйти на удобные позиции для атаки в подводном положении. При такой малочисленности подводных лодок и вынужденных дополнительных ограничениях из-за длительного пути из Германии в Атлантику вокруг Шотландии и обратно Дениц принял решение использовать их главным образом в Северном море и на непосредственных подходах к Британским островам северо-западнее и юго-западнее Ирландии. Вести воздушную разведку возле островов было затруднительно для немцев, а их служба «В. Dienst» еще не могла питать Деница информацией в большом объеме. Однако и в начале войны немецкие подводные лодки могли с успехом поживиться судами, подходившими к определенным точкам, откуда они далее следовали без конвоя. Дополнительно к этому Англия стала нести большие потери от минирования вод сначала подводными лодками, а потом — с появлением новой, магнитной мины — и самолетами германских ВВС.