Чейз Джеймс Хедли
Шрифт:
— Итак, дело остается открытым?
— Выходит, что так. Хотя кто его знает. Может быть, вам еще повезет. Не знаю, сколько еще он будет оставаться в санатории, но пока он там, он безопасен. Когда же выйдет, то может совершить новое преступление, и тогда уже изолируем его мы. Наша главная задача — не допустить еще одного убийства. Да… это дело нельзя считать закрытым.
Доктор Адольф Циммерман был невысоким, чрезмерно толстым человеком, с зелеными глазами-крыжовинками, спрятанными под сильными очками в массивной роговой оправе. У него были тихие манеры священника-конфессионалиста, привыкшего смиренно выслушивать людские откровения.
Неслышными шагами доктор Циммерман вошел в комнату ожидания, в которой Вэл провела напряженные два часа, пока шла операция. Но прежде чем он вошел, обостренный слух не находившей места женщины уловил обрывок фразы, произнесенной доктором Густавом: «…конечно, если вы хотите поговорить с нею наедине…» У нее упало сердце в предчувствии того, что операция не удалась. Однако взглянув на ее каменное белое лицо, доктор Циммерман успокоительно улыбнулся:
— Можно сказать, что операция прошла успешно, милая леди. Вы напрасно так волновались, хотя ваше состояние понятно. Извините, что заставил вас так долго ждать, но такие операции требуют особой тщательности. — Он присел и положил пухлую ладонь на мертвенно-холодную руку Вэл. — Не буду утомлять вас техническими деталями. Скажу только, что через несколько недель ваш муж будет совершенно здоров. В определенном участке мозга у него развилось избыточное давление вследствие контузии. Необходимо было его стравить. Если бы мы сделали эту операцию раньше, то вы были бы избавлены от лишнего волнения и забот. Как бы то ни было, теперь все нормально.
Вэл облегченно перевела дыхание.
— Вы хотите сказать, что подобные эксцессы больше не повторятся?
— Да, именно это я хочу сказать. Через пару недель вы сможете забрать его отсюда. Сейчас, как никогда, ему требуется смена обстановки. Скажем, морской круиз, э… э? Почему бы вам не отправиться на южное побережье Франции? Расслабиться где-нибудь на Ривьере, вновь привыкнуть друг к другу. Когда вернетесь, все пережитое вами забудется, станет прошлым. Начать новую жизнь, это так восхитительно.
— Да? Вы так считаете? — с сомнением в голоса опросила Вэл.
Циммерман снисходительно улыбнулся. Он выглядел очень уверенным, довольным собой. Вэл на ум опять пришло сравнение с сытым духовником, дающим отпущения грехов.
— Понимаю ваши сомнения. Вы не можете избавиться от довлевшего над вами эти дни страха. Конечно, это был неприятный период в вашей жизни. Во всем виновато избыточное давление. Теперь его нет, уверяю вас… Нет ни малейшего повода для беспокойства.
Вэл вспоминала об окровавленной куртке, корежившейся в языках пламени. «Ни малейшего повода для беспокойства…» Несмотря на всю свою веру в Криса, теперь она точно знала, что ОН убил ту женщину. Никакие утверждения в мире не могли избавить ее от неистребимого страха, что в один прекрасный, или скорее, ужасный день полиция докопается до истины, и все ее призрачное счастье рухнет, как карточный домик.
Циммерман решительно встал.
— Извините, у меня самолет. Прилеты… Отлеты… Некогда пожить для себя. Наберитесь терпения и ни о чем не волнуйтесь. Через две недели вы будете вновь наслаждаться жизнью. Я вам завидую, миссис Бернетт. Это так волнительно перевернуть новую страницу жизни.
С почтительным поклоном он вышел из комнаты, оставив Вэл наедине с ее страхами и сомнениями.
Через несколько минут в приемный покой вошел доктор Густав.
— Ну-с, миссис Бернетт, — бодро улыбнулся он, — можно считать, что все позади. Через несколько дней вам можно будет увидеться с мужем. Доктор Циммерман настроен очень оптимистично. Теперь впереди вас ждет безмятежное счастье.
Однако что-то в его манере насторожило Вэл, и она бросила на него быстрый взгляд.
— Доктор Циммерман уверяет, что Крис будет абсолютно нормален, говорит, что все это из-за избыточного давления…
— Должен быть, — спокойно ответил Густав. — Однако я не целиком разделяю его оптимизм, так как за свою практику был свидетелем многих осложнений после подобных операций. Без них обходится лишь одна нейрохирургическая операция из трех. Хотя это довольно высокий процент, мне бы не хотелось делать поспешных прогнозов до тех пор, пока Крис не выйдет отсюда. Через две недели о его состоянии можно будет судить более определенно. А пока остается лишь надеяться. Многое зависит от силы характера пациента.
— Так вы думаете, что он может остаться… опасным? — запнулась Вэл и почувствовала холодок по спине.
— Я этого не говорил. Пока что мы не знаем. Подождем, понаблюдаем. Две недели — пустяк по сравнению с двумя годами…
Спускаясь по мраморным ступеням санатория, Вэл отчетливо осознала, что страшится грядущей встречи с мужем.
Глава 13
3-е сентября.
Я уже не писала дневник более месяца. Просто не находила нужным вести каждодневные записи того, что происходило со мной, с того дня, когда Крис выписался из санатория.
Этот старый толстый индюк однажды сказал, что начать новую жизнь — это захватывающее приключение. Но действительно ли это так? И приключение ли это вообще? Если да, то отнюдь не восхитительное. Он пообещал, что Крис будет совершенно здоров. Может быть, это так и есть, но теперь Крис — не тот человек, за которого я выходила замуж. Я не могу избавиться от этого чувства… пытаюсь, но ничего не могу с собой поделать. Постоянно думаю о той женщине, о том, какой ужасной смертью она умерла. Эти воспоминания не дают мне любить его, как прежде… Всякий раз, когда я смотрю на крупные руки с длинными нервными пальцами пианиста, я представляю, как они держали страшное орудие убийства.
Я рада, что он отказался от поездки на Ривьеру. Я бы не перенесла двухнедельного путешествия наедине с ним в каюте теплохода. И когда он сказал, что предпочел бы отдохнуть еще пару недель во Флориде, я встретила это, если не с энтузиазмом, то во всяком случае с облегчением. Мы продолжаем отдыхать здесь вместе вот уже десять дней. Много купаемся, валяемся на солнце. Крис опять увлекся Диккенсом. Уверена, что он знает, что мне известно о том, что он убил ту женщину. Когда мы остаемся вдвоем, то стараемся быть предупредительно-вежливыми. Однако постоянно напряжены и не можем расслабиться, как в добрые старые времена. Улыбаемся, оказываем друг другу мелкие услуги, но каждый думает о своем. Боюсь, что наши прежние взаимоотношения теперь уже никогда не восстановятся…
Крис рассказывает мне, как ему хочется вернуться в Нью-Йорк и вновь приступить к работе. Доктор Густав настаивает еще на неделе отдыха. Он с любопытством посматривает на Криса, когда тот этого не видит. У меня такое подозрение, что он не до конца уверен в успешном эффекте операции, но старается ничем не выдать себя. Да и какой доктор вел бы себя иначе, будь он на его месте? Вчера я проводила его до машины. Крис наблюдал за нами с террасы. Он опять повторял, что не стоит слишком обнадеживать себя. Что он имеет в виду? Может быть, хочет о чем-то предупредить?
Прошлой ночью… (наверное, поэтому я опять принялась за свой дневник…) Крис подошел ко мне на террасе и сел рядом. Некоторое время мы молча наблюдали за отражением луны в воде. Позже он пришел в мою комнату. Принялся ласкать, пытаясь возобновить интимные отношения. Я была ошеломлена, так как он проявил ко мне интерес, как к женщине, впервые за последние два года. Часто ночами, лежа одна в постели, я мечтала о близости с ним, страстно желала, чтобы он обнял меня, прижался лицом к моей груди, слился со мной. Но когда вчера он вошел в мою комнату, освещенный мертвенным светом луны, меня охватил животный ужас. Я вспомнила о том, что он сделал о той женщиной. Его прикосновения заставили сжаться все мое существо. От страха я боялась вздохнуть. Наверное, он прочитал и понял выражение моего лица. Он грустно улыбнулся и прошептал: «Все образуется. Ты вновь привыкнешь ко мне. Я постараюсь быть таким же терпеливым, как ты…» Однако я почувствовала, что он расстроен и огорчен. Когда он ушел обратно в свою комнату, я расплакалась. Я знаю, что никогда не вынесу его прикосновений. Сколько бы ни прошло времени. И это называется начать новую жизнь?
6-е сентября.
Мы сидели рядом на террасе, когда эта девушка спускалась по ступеням отеля под восхищенными взглядами мужчин. Она действительно была хороша — молодая, стройная, бронзовая от загара, с пышными волосами янтарного цвета. Она ступала с такой уверенностью, которую мне уже никогда не обрести. На ней был какой-то сатанинский купальник, который скорее демонстрировал, чем скрывал. Я невольно позавидовала жизненной силе, струившейся из каждого изгиба ее безупречного тела. Она прошествовала к своей машине и села за руль, прекрасно сознавая, что произвела желаемый эффект.
— Ты видела ту девушку? Интересно, кто она такая? Нет, ты заметила, как двигалась эта Евина дочь? — восхищенно произнес Крис.
— Какая девушка? — глупо притворилась я. — Нет, не обратила внимания.
Конечно же, он сразу распознал мою ложь. Но сделал вид, что поверил, и принялся безучастно листать книгу. Наблюдая за ним исподтишка, я заметила, что он не читает. У меня тупо заныло сердце.