Фантастические россказни Верна, на которые «клюнуло» лионское гестапо, послужили Канарису поводом для вмешательства.

9 декабря 1943

Долгая дискуссия с «Ком-комом» [45] , эсэсовцем-силезцем, который конвоирует меня до школы военных врачей. Мой страж убежден в том, что лионское нападение на машину непременно будет повторено. Он предупреждает, что в этом случае пристрелит меня немедленно.

После обычных пыток Барбье предлагает мне свободу, если я соглашусь заговорить.

Отвечаю, что свободы мне все равно не видать, поскольку «Ком-ком» обещал пристрелить меня на месте.

— Помните случай с полицейской машиной в Лионе?

Барбье отправляет меня в погреб и обещает завтра заняться со мной «по-серьезному».

Вскоре в подвал является «Ком-ком».

Предупреждаю, что со мной еще не кончили, но это не мешает ему увести меня. Уходя, замечаю, что в книгу привода и увода арестованных он меня не записал, и с интересом ожидаю дальнейшего.

Из рассказов товарищей, сидевших в погребе, выясняю, что Барбье спустился туда в половине третьего ночи с воплями:

— Верн! Верн!..

Естественно, никто ему не ответил.

— Швайнехунд! Он смеет спать!..

С хлыстом в руке Барбье бросается разыскивать меня среди пленников.

Но Верна нет. Кейн Верн. Полная паника. Лишь в три часа кому-то пришло в голову позвонить в Монлюк и спросить, нет ли меня там.

В форте Монлюк вопрос обо мне воспринимается как срочный вызов. За мной приходят. Вооруженного эскорта под рукой нет, и мы отбываем втроем на грузовике — шофер, «Ком-ком» и я. «Ком-ком» сильно нервничает. Шофер, пожалуй, еще больше.

Мы слегка задеваем трамвай и разбиваем вдребезги ручную тележку. За нами устремляется полицейский на мотоцикле.

— Террорист! — орет «Комком» и хватается за автомат — трофейный «стэн», отнятый у англичан.

Он выстрелил, промахнулся. Автомат тут же заедает.

— Английское дерьмо! — вопит «Ком-ком», бросает автомат на пол машины и начинает пинать его ногами.

— Конечно! — подбавляю жару я. — Это оружие делает Невиль Чемберлен. Посмотри, там есть клеймо — «Бирмингам Смолл Армс Kо!..»

— Так я и знал! — говорит «Ком-ком» и вытаскивает здоровенный автоматический пистолет. — Но я дорого продам свою шкуру!.. Хайль Гитлер!

— Да здравствует де Голль! — восклицаю я, чтобы поддержать воинственную атмосферу.

Шоферу она не нравится вовсе, он гонит как сумасшедший и подлетает к школе военных врачей в ту минуту, когда двери ее открываются.

Мы поспешно поднимаемся по лестнице и наталкиваемся на Барбье.

— Он мне не нужен — заявляет Барбье, указывая на меня. — Отвезите его обратно в Монлюк. Кстати, где его наручники?

— В кармане, — отвечаю я, — энтшульдиген зи… [46]

— Уведите его! — орет Барбье. — Хайль Гитлер!

— Смерть предателям! — отвечаю ему в тон, и мы отбываем.

По дороге мы сбили двух велосипедистов и начисто срезали столб электрического фонаря. Вот и Монлюк.

— Почему тебя так часто допрашивают? — недоуменно задает вопрос «Ком-ком».

— Потому что я ни в чем не виноват! — логически завершаю разговор я.

10 декабря 1943

Удалось встретиться в погребе с Жаклин Севильяно. Предупредил о ее предстоящем освобождении, передал поручение для Октава и свою последнюю волю в виде устного завещания.

Мне непрерывно устраивают очные ставки с людьми, с которыми я никогда не встречался.

Робэн расстрелян. Он умер очень мужественно.

Все время уводят людей «онэ пакете».

Один «зуган» сообщает мне потрясающую новость: генерал Жиро высадился в Генуе с армией в миллион негров. Только и всего.

12 декабря 1943

Прогулка во дворе кажется списанной с уайльдовской «Баллады Рэдингской тюрьмы»: «Я шел с другими душами, обреченными на муки, в другом кругу, и размышлял: что совершил этот человек? Велик или мал был его грех? И кто-то сзади прошептал: его ждет петля…»

Хотелось бы быть хорошим поэтом, чтобы перевести эти строчки…

Протестантский пастор Ролан-де-Пюри, заточенный вместе с нами, потребовал библию, чтобы читать ее заключенным.

Комендант форта выразил свое согласие… при условии, что там ничего не говорится об евреях.