– Сначала я был просто деревом, – загробным голосом заговорила жаба. – Просто рос и всё, понимаешь? Тут ветка, там ветка, одно годовое кольцо за другим, всё как у обычного дерева. Никаких мыслей, просто рост. Это было невинным временем.

Жаба с трудом вскарабкалась на большой чёрный корень:

– Затем наступило ужасное время, – продолжила она. – В воздухе висел дым, много лет. Воняло горелым мясом.

– Демонические воины , – жадно простонал Гринцольд.

– Произошло множество сражений и одно из них – в этом лесу. Это было очень серьёзно, можешь мне поверить. Огромные потери, ни победителей, ни проигравших. Вся земля была залита кровью. Затем наступила тишина, но ненадолго. Поскольку после ужасного временинаступило несправедливое время.

Шахматная жаба состроила оскорблённую мину.

– Я стал висельницей, что же я мог поделать? Можешь мне поверить – это один из периодов моей жизни, за которые мне стыдно. На моих ветвях были сотни повешенных. Да что там сотни – тысячи! И затем наступила тишина. Это было время стыда. Всем было стыдно за то, что они совершили в ужасноеи несправедливоевремена, и никто больше не приходил в лес. Ветер раскачивал мёртвых на моих ветвях, пока гнилые верёвки, на которых они висели, не порвались и трупы не упали на землю. Шли дожди и размочили трупы, они смешались с кровью в земле. Так, я полагаю, и появились нурнии – из сухой листвы, крови и трупов. Поскольку эти монстры неожиданно стали вырастать из земли и бегать тут кругом. В любом случае раньше их не было. Мои корни тоже всасывали кровь и кашу из трупов – смертельные удобрения. Что же я мог поделать? И тогда я начал думать.

Жаба встряхнулась, отвратительно квакнула и ускакала. Над головой Румо из листвы появилась однорожка и писклявым голоском продолжила рассказ:

– Думать и расти – это всё, что я делал. Сначала я не думал о хорошем, думал только о боли и мести, вероятно это были мысли убитых. Но как может дерево мстить? Поэтому я начал думать о другом. Я был удобрен столькими разнообразными мозгами! Это были не только воины, там были и мирные люди, врачи и учёные, поэты и философы – в несправедливое время их повесили первыми. Собственно говоря, я уже об всём думал.

Однорожка побежала по стволу и исчезла в дупле. Её голос звучал глухо, как из глубокого колодца.

– Я рос под землёй, я пустил свои корни на километры в глубину. Ветки меня не особо интересуют, это скорее для любителей птиц или фанатов свежего воздуха. Эй, если бы я тебя спросил, какое из всех имеющихся существ ты считаешь самым неподвижным, что бы ты ответил?

– Не знаю, – сказал Румо.

Однорожка показалась в дупле, высунула голову наружу и сказала:

– Ну, вероятно, ты бы сказал – дерево! Может быть даже – дуб. Мы же являемся символом непоколебимости и стойкости. Но всё это – ерунда! На самом деле мы самые подвижные существа в природе! Мы движемся всегда, в любой момент времени! В каждом направлении – вверх, вниз, на север, на юг, на запад, на восток. Мы не спим. Мы не отдыхаем. Мы растягиваемся, ветка за веткой, лист за листком, корень за корнем, годовое кольцо за кольцом. Дуб мог бы стать лучшим символом подвижности, но нас упорно неверно интерпретируют. Что же мы можем поделать?

Однорожка в два прыжка выскочила из дупла и расправила пышный хвост.

– Мои корни простираются далеко и так глубоко под землёй, как ни у одного другого дерева. Я бы мог рассказать тебе, где находятся самые богатые месторождения золота и алмазов в этой местности. Я знаю, где в огромных количествах растут лучшие белые трюфели. Я знаю, где спрятаны сказочные сокровища.

Однорожка широко раздвинула лапки в стороны.

– И мои корни всё ещё растут. Знаешь, почему Нурненвальдский лес стоит на горе? Это всё – корни. Мои корни.

Однорожка исчезла в ветвях дуба. Румо беспомощно оглядывался, пока у его ног из земли не появился крот и не продолжил рассказ:

– Я знаю, что у большинства слово "геология" вызывает примерно такие же чувства, как "ткать ковёр". Скучно. Грязь и камни. Но у большинства же и нет корней. Они были бы удивлены, как это захватывающе пропускать свои щупальца сквозь разнообразные слои земли, по направлению к центру планеты. Такое впечатление, будто листаешь книгу, написанную самой Землёй. Полную секретов! Полную сюрпризов! Пoлную тёмных чудес! – крот вытолкнул кучку грязи из своей норы.

– Я сделал такие открытия…невероятно! Свет, льющийся как родник из скалы в подземных пещерах. Я нашёл такие окаменелости, мой мальчик, ты мне не поверишь! Я нашёл кристаллизовавшуюся медузу диаметром триста метров, внутри которой находится гигантский полупереваренный динозавр, внутри которого тоже находится непереваренное существо, описать которое просто невозможно. Научные знания, которые можно из этого получить, прокормили бы целую армию палеонтологов.

– Нельзя ли поближе к делу? – предложил Румо. – Если это вообще возможно.

Крот спрятался в норе, вытолкнул на поверхность ещё пару горстей грязи и исчез.

Двуглавая шерстяная курочка облетела вокруг головы Румо и села на его левое плечо. Одна голова заговорила:

– Да, да, не хочу наводить на тебя скуку геологическими подробностями. Поскольку это – ничего, понимаешь, совершенно ничего, по сравнению с величайшим открытием, сделанным мною при исследовании подземного мира.

– Однажды, – продолжила вторая голова, – мои корни выросли на много километров вниз и пробили потолок. Потолок пустого помещения гигантских размеров. Понимаешь, что это означает?