— Ты бы на диван села, — посоветовал я. — Еще простудишься. Не май-месяц.

Галка послушно встала с пола и уселась на диван. Я опустил пистолет, но убирать не стал.

— Значит, ты пришел убить его? — пытаясь казаться безразличной, осведомилась она и закинула ногу на ногу. Я фыркнул. Пародия на Шарон Стоун была довольно жалкой. Галка этого не поняла, выпятила вперед бюст и надула губки. Зрелище было смехотворное.

— А его за что? — поинтересовался я.

— Ну, ты же этот… народный мститель. Тимуровец и все такое, — изрекла Галка, пытаясь придать голосу чарующие модуляции. — Забираешь деньги у богатых и отдаешь их бедным…

— Так Робин Гуд делал, а не тимуровцы, — напомнил я. — Тимуровцы, они поленницы складывали, воду таскали и детей нянчили.

Галка повела плечами. Бюст колыхнулся, но выглядело это невероятно смешно, а отнюдь не эротично.

— Ты не простудишься, пытаясь казаться соблазнительной? — забеспокоился я. Галка мгновенно ссутулилась и опустила голову.

— Ты же знаешь, что я тебя долго любила, — насупившись, произнесла она. — Ты никогда на меня не обращал внимания. Просто тощая девчонка с косичками, которая после того, как ты принял меня в пионеры, бегала за тобой и заглядывала тебе в рот. А ты называл меня малышатиной… Я ничего не забыла…

— Я все помню, — холодно ответил я. Галка медленно встала и, покачивая бедрами, пошла ко мне.

— Я все еще к тебе неравнодушна, — хрипловато пролепетала она. — Ты же знаешь, первая любовь долго не забывается… Я уже хочу тебя… Поцелуй меня!

Галка села на колени передо мной и начала расстегивать на мне рубашку, потом вдруг бросила это и потянулась к джинсам, но остановилась, когда ствол пистолета уткнулся ей в бок.

— Сегодня у меня другие дела, — резко произнес я. — Сядь на место.

— Что?

— Сядь на место, — повторил я. — Я тебя поцелую. Потом. Если, конечно, захочешь…

Галка поднялась с колен. Глаза ее злобно сощурились. Она небрежно запахнула то подобие халатика, которое на ней было.

— Что, — проговорила она, словно выплюнула, — не так я хороша для тебя?

— Причем тут это? — тускло спросил я.

— Думаешь, я шлюха? Да не отвечай, я по глазам вижу. Побрезговал. А вот Гоша меня любит. Я его из тюрьмы ждала, передачи носила. Ни одна из его мочалок к нему на свидание не ездила, а я моталась, в другой город, между прочим. И он это ценит! Я, может и шлюха, а ты — убийца! Ты столько народу убил, что на целую армию хватило бы.

— Я никого не хотел убивать, — механически ответил я.

— Ну, конечно, — фыркнула Галка, автоматически поправив съехавший халат. — И сюда ты пришел, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение.

— Умных книг начиталась? — фыркнул я. — Слово "амфибия" однако выучить не смогла…

Губы Галки дрогнули, а глаза вытаращились до невозможности.

— Так это ты стрелял в нас на берегу? Господи, а я с тобой еще разговоры разговариваю… Да ты же нас там убить хотел!

— Хотел бы — убил, — криво усмехнулся я.

— Да из-за тебя Гоша сидеть нормально не мог целых три недели! — взвыла Галка, взвиваясь с места.

— Сядь! — прошипел я. Галка, приготовившаяся орать, взглянула на меня и захлебнулась. Очевидно, выражение лица у меня было не слишком приветливым. Она уселась на краешек дивана, прерывисто дыша, отчего ее грудь вздымалась, словно надувная лодка, накачиваемая легкоатлетом. Мы, не мигая, смотрел друг на друга.

— Хочешь чаю? — вдруг вполне миролюбиво спросила Галка.

— Хочу, — ответил я. — Пошли на кухню. Только глупостей не делай.

— Не буду, — пообещала Галка и застенчиво улыбнулась. На кухне она сноровисто вскипятила чайник, насыпала в вазочку печенья, открыла коробку конфет и, достав из холодильника пару упаковок с нарезанным сыром и салями, начала делать бутерброды. Все это время я внимательно следил за ней, стоя у холодильника. В руках у Галки мелькал нож, но я сильно сомневался, что у нее хватит умения метнуть его в меня, тем боле, что нож был для масла, с закругленным кончиком и зубчиками, легкий, почти невесомый. Чтобы метнуть такой нож с ущербом для противника нужно всерьез постараться. Видимо, Галка это понимала, поэтому никаких попыток она так и не сделала. Она перенесла продукты в комнату на маленький стеклянный столик, разлила чай и села на прежнее место. Я тоже сел, и начал уписывать бутерброды. Я все-таки был голоден, но не терял из виду Галку. Она смотрела, как я ем, и улыбалась. Чай пили молча. На лице Галки отражалась глубокая борьба, потом она не выдержала.

— Расскажи, что произошло. Гоша об этом говорил урывками. Он сказал, что ты сошел с ума. Он меня постоянно о тебе расспрашивал. Как получилось, что ты… стал убивать?

И я рассказал. Рассказал все, начиная от Лехиного визита, встречи с Толиком Бешенным в карьере, и заканчивая стрельбой во дворике, где была ранена Катя. Я ни словом не упомянул, ни о Шмеле, ни тем более о Дрюне. Галка слушала, не задавая вопросов, а по ее щекам катились слезинки. На улице изредка шумели подъезжающие машины, где-то пьяный голос горланил что-то неразличимое, жутко фальшивя. Только вслушавшись, я различил извечно русский мотив и слова, в которых некто сетовал на мороз, который морозит не только седока, но и его домашнее животное из породы непарнокопытных. Часы тикали, за стеной слышался детский плач: это надрывался новорожденный ребенок.