Надо же — весту хватило нескольких секунд, чтобы уложить добрый десяток мутов, на миг отвлекшихся на крик пленника, да еще и подоспеть на помощь попавшему в переделку спутнику. Что и говорить — воин с Запада знал свое дело.

Наступившую вдруг тишину нарушали лишь тихие стоны и бульканье выталкиваемой умирающими телами крови. Переступив через трясущегося в агонии мута, к Книжнику подошел вест. Внимательно оглядел бледного, дрожащего от пережитого ужаса семинариста, едва заметно улыбнулся. И, уже отвернувшись, небрежно, через плечо бросил:

— Зови меня — Зигфрид.

Некоторое время Книжник приходил в себя, наблюдая за тем, как вест деловито обходит помещение. В руке чужеземец продолжал сжимать меч — им он водил над пыльной поверхностью, отбрасывая какие-то тряпки, обрывки шкур, кости. Похоже, он что-то искал здесь, среди устроенного им самим царства мертвых. Тем временем костер по центру ослабевал, и света в подземелье становилось все меньше. Решившись, Книжник спросил:

— Почему ты сначала бросил меня, а после решил вдруг спасти? — Он сделал паузу и добавил: — Зигфрид…

Чужеземное имя звучало непривычно, резало слух. Однако стоило ценить жест, сделанный высокомерным вестом. Наверное, это следует почитать за великую честь — звать по имени того, кто не откликается на меньшее, чем «повелитель». Что ж, и на том спасибо.

На этот раз вест не стал принимать высокомерную позу, а ответил просто:

— Нужно узнать было, где у них гнездо. С твоей помощью решил я сделать это.

Книжник оторопел:

— Так я был приманкой?!

— Конечно, — спокойно ответил Зигфрид. — Я и не думал, что ты на большее способен.

— Ну спасибо тебе на добром слове! — В голосе семинариста отчетливо сверкнули ядовитые нотки. Куда-то ушла обычная робость, уступив место раздражению. — Хорош союзник, ничего не скажешь! Знаешь, как это у нас называется? Предательство, вот как!

— Я же успел до того, как тебя убили, — спокойно возразил вест.

— Да я чуть со страху не окочурился! — заорал парень, до боли сжав кулаки. Еще немного — и он бросился бы на веста, рискуя напороться на небезызвестный клинок. — Меня эти мальцы проклятые чуть на игрушки не порезали!

— Зато получил ты возможность проявить себя, — хладнокровно заметил Зигфрид. — И теперь вижу я, что воином и впрямь хочешь стать ты.

— Да я… Тебя… — Книжник задохнулся от ярости.

— Хочешь напасть на меня? — с интересом произнес вест.

— Я не буду звать тебя Зигфридом, много чести! — выпалил Книжник. — Буду звать просто — Зиг!

Вест недоуменно посмотрел на разбушевавшегося спутника и вдруг расхохотался — громко, раскатисто. Вся злость семинариста немедленно испарилась, он даже почувствовал, что краснеет от стыда за собственный страх, глупость и несдержанность. Смех Зигфрида оборвался, и вест сказал уже со свойственным ему спокойствием:

— Боги с тобой, зови меня Зигом. В конце концов, ты почти что жизнь мне спас.

— Почти что? — Книжник недоуменно пожал плечами.

— Уверен — у тебя еще будет шанс, — усмехнулся Зигфрид, снова оглядел место схватки. — Жаль, что сбежали детеныши: вырастут — станут мстить.

— А на что оно вообще тебе сдалось, это логово? — спросил Книжник.

— Гнездо? — переспросил вест. — Странный вопрос. Гнездо клана — место, куда нео волокут добычу и ценные предметы. По найденному в гнезде судят о том, что можно отыскать в округе. Только здесь отчего-то негусто. Что и говорить — клан-то мелкий и бедный. А скорее, не клан, а мелкий род, бродяги какие-то.

— Это, наверное, потому, что Кремль рядом, — предположил Книжник. — В округе-то давно все вычистили.

— Видать, не все! — усмехнулся вест, поддев острием меча и приподняв какой-то грязноватый обрывок.

— Что это?

— Не видишь? Кошель вожака.

В ладонь Зигфрида упал небольшой мешочек из плохо отделанной кожи. Вест спрятал меч в ножны и высыпал на ладонь содержимое. В тусклых отблесках догорающего костра сверкнул желтый металл.

— Негусто, — констатировал Зигфрид. — Но лучше, чем ничего.

— Золото? — хмуро поинтересовался семинарист. — И что с него толку?

— Жрать захочешь — поймешь, — коротко пояснил вест. — Ну что, пойдем отсюда, пока детишки не привели подмогу.

На закопченном бетоне Книжник вдруг с изумлением рассмотрел обильно покрывавшие стены рисунки — самую натуральную «наскальную живопись», исполненную примитивно, но старательно и даже с особым вкусом. Правда, большая часть изображений имела вполне специфическое содержание: это были кровавые сцены, сопряженные с убийством, расчленением и пожиранием. Причем не только врагов из числа других рас, но и себе подобных. Возможно, изображения носили ритуальный характер, а может, просто отражали мировоззрение мутов. Для человека, выросшего в Кремле, в этом не было ничего нового: нео славились своей жестокостью.