Шрифт:
Грубо подрубленные волосы больно бьют ее по глазам. Она мотает головой, отбрасывает их. Они опять бьют. Она опять отбрасывает. Они опять бьют.
Шура кусает бледно-розовые полные губы, сердится.
За ней бегут оба мальчика. У одного в руках гвозди, у другого — молоток.
Она взбирается на помост, осматривает стену тепляка. Рядом с машиной — подходящее место.
Шура Солдатова вскакивает на перила. Она прикладывает рулон к доскам.
Ветер шатает ее, валит с ног.
— Васька, гвозди! Котя — молоток!
Она балансирует молотком. Молоток служит ей противовесом.
Она старательно, крепко приколачивает четырьмя гвоздями верхнюю полосу рулона к стене.
Она медленно разворачивает рулон, катит его вниз.
Появляются крупные синие буквы первой строки:
БРИГАДА БЕТОНЩИКОВ
Шура Солдатова аккуратно приколачивает развернутое место с боков.
Ветер надувает бумагу, но не может ее сорвать.
Появляются буквы второй строки. Крупные зеленые буквы:
КУЗНЕЦКСТРОЯ
Стучит молоток, и возникает следующая строка, желтая:
ДАЛА СЕГОДНЯ НЕВИДАННЫЕ ТЕМПЫ.
И дальше — громадная красная:
ЗА ОДНУ СМЕНУ 402 ЗАМЕСА, ПОБИВ МИРОВОЙ РЕКОРД ХАРЬКОВА.
И внизу мелкие коричневые буковки:
Довольно стыдно, това. това. сидеть в калоши до сих пор.
Грохнул барабан.
— Опоздали! — сквозь зубы сказал Ищенко.
Он плюнул и швырнул лопату.
Но тотчас ее поднял.
— Давид Львович…
Мося жалобно болтал развинченными руками.
— Давид Львович… Что же это делается? Вы ж видите — опоздали! Я говорил.
И вдруг не своим голосом:
— Сойдите с площадки! Все посторонние, сойдите с фронта! Давид Львович! Товарищ начальник! Кто отвечает за смену? Идите, ради бога, ужинать, Давид Львович!
Маргулиес подавил топкую, веселую улыбку:
— Ладно, ладно.
Он озабоченно пошарил в кармане и бросил в рот последний кусочек цуката.
— Ребята, ребятишки, — сказал он шепеляво, — пошевеливайтесь, пошевеливайтесь. Еще у нас три часа времени. Не дрейфь.
— Давид Львович!!!
— Иду, иду.
— Нажимай! Шевелись! Не срывай! Разговорчики… Темпочки, темпочки.
Все тронулось с места, все пошло.
Маленький Тригер вскочил на ноги. Он изо всех сил всадил лопату под щебенку.
— Катись!
Оля подхватила тачку. Ладони ожгло. Она натужилась, нажала, густо покраснела до корней волос и с грохотом, с лязгом покатила тяжело прыгающую тачку через рельсы, между двумя расцепленными платформами.
— Следующий!
Сметана тотчас занял ее место.
— Давай грузи! Давай грузи! Нажимай!
Его лицо было мокрым и пламенным, как взрезанный арбуз. Лазурно сияли глаза, опушенные серо-зелеными ресницами.
Буран резко переменил направление.
Буран опять шел с востока на запад по своим следам, в обратном порядке обрушиваясь на участки ураганным огнем.
Он ударил, нажал в хвост расцепленного состава. Один за другим загремели сталкиваемые буфера. Сметана рывком вкатил тачку на полотно.
Покатились платформы.
— Берегись!
Расцепленные платформы столкнулись буферами. Сметана крикнул:
— Рука… рука…
Его лицо сразу переменило цвет. Из пламенно-алого оно стало рисово-белым.
Тачку разнесло вдребезги.
Сметана стоял па полотне, между стукнувшимися буферами.
Брезентовая варежка на его левой руке болталась, как тряпка. Она быстро промокала, темнела.
Сметана согнулся, сполз с полотна и сел на землю.
К нему бежали.
Он сдернул правой рукой варежку с левой. Он увидел свою раздробленную, окровавленную желто-красную кисть и, дрожа, заплакал.
Боль началась немного позже.
LVI
Загиров бежал в беспамятстве.
Он не понимал, по какой дороге бежит. Он не узнавал местности, изуродованной бураном.
Он бежал по следам бурана.
Он натыкался на поваленные заборы. Он продирался сквозь колючую проволоку, оставляя на ней лоскутья рубахи.