Шрифт:
Но эта кропотливая работа не дала желаемых результатов. Тогда с целью установления личности убитого Ермаков решил встретиться с активом трудящихся станиц, хуторов. И тут пришла удача. На третий или четвертый день поисков одна женщина сказала:
— Кажись, это Иван Кочергин. С племянником моим он знаком. Помню, при прощании напился он до потери сознания.
— Когда это было? — спросил майор.
— В сорок первом... Он уходил на фронт. А больше не видела. Его жену, Марию, встретила вчера. Она шла с дочкой, я девочку еще морковкой угощала. Вот те на! Бедная сиротка!..
Женщина тяжело вздохнула. Ермаков попросил указать дом, где живет Мария Кочергина.
Скоро Ермаков уже стучал в дверь.
— Кого вам нужно? — спросила вышедшая на крыльцо женщина.
— Марию Кочергину, — ответил Ермаков.
— Это я...
— У меня к вам разговор. Можно зайти?
Женщина побледнела, предчувствуя беду. Она молча провела в комнату. Ермаков присел к столу и сказал:
— Я — сотрудник НКВД. Вот мой документ.
Ермаков показал красную книжечку. Женщина не сдвинулась с места.
— Вам известно, где сейчас муж?
— Нет, не знаю.
— Когда вы виделись с ним в последний раз?
Мария не разжимала губ. На ее глаза навернулись слезы.
— Четвертая неделя прошла... Обещал вернуться. — Мария прикрыла глаза кончиком фартука.
— Он был в отпуске?
Женщина молчала. Ермаков разложил перед ней несколько фотографий убитого.
— Знаком ли вам этот человек?
Мария вскрикнула и начала медленно опускаться на пол. Ермаков еле успел поддержать ее.
— Ваня-а! Ванечка! Они убили его, проклятые! Я все расскажу...
О Василии Шустове, жителе станицы Константиновской, она знала со слов мужа. В дни немецкой оккупации он работал следователем в полиции, фамилию второго, черноволосого бандита, она не знала, но помнила, что звали его Максимом.
Записав показания Марии, Ермаков спросил:
— Вы давали мужу правильный совет, а почему же сами не заявили нам о его связи с бандой?
— Я боялась, что сделаю хуже ему. Думала, что он сам образумится.
Наступил ноябрь 1943 года. Находясь в Мартыновском райотделении милиции, Ермаков по телефону узнал о том, что исчез Иван Климов, которого он хорошо знал. Эта весть встревожила его. Через несколько часов на попутной машине майор добрался до Семикаракорской.
До позднего вечера Перминов, Самойлов и прокурор Синегуб обсуждали план активного розыска Климова.
Прокурор красным карандашом подчеркнул объяснение Климова, в котором говорилось, где и при каких обстоятельствах, он вступил в схватку с человеком, подорвавшимся гранатой.
— Видимо, покушение на Климова было совершено или с целью завладеть его документами, или отомстить. Я предлагаю тщательно отработать обе эти версии, просмотреть дела, находившиеся в производстве у Климова.
Перминов, выслушав прокурора, сказал:
— Климов смелый и отчаянный работник. Он неоднократно задерживал бывших гитлеровских приспешников, скрывавшихся от правосудия. Мне кажется, встретившись с бандитами, он погиб в неравной схватке. Поручаю Самойлову отработать выдвинутые версии, подключить к розыску бригадмильцев. Работа требует большого напряжения, а поэтому временно отложите все другие дела...
Открылась дверь, и в кабинет вошел Ермаков. Все повернулись к нему.
— Труп опознан. Убитый — Иван Кочергин. — сказал он. — С Кочергиным было двое. Один из них — Шустов, служивший при немцах следователем, другого Максимом зовут. Жена Кочергина видела его один раз.
— Вот они-то и кружат в наших местах, — заключил Перминов. — Пора бы прихлопнуть бандитов.
На другой день дежурный Семикаракорского райотделения милиции принял сообщение о том, что на хуторе Бакланики прошлой ночью с колхозной пасеки был похищен улей. В донесении указывалось, что кража была совершена двумя неизвестными. На одном из них была офицерская шинель цвета хаки, с красными петлицами, на другом — кожаное пальто. Ермаков и Самойлов тотчас выехали на хутор.
Самойлов хорошо знал сторожа пасеки:
— Здравствуйте, Степан Иванович. Расскажите, что случилось у вас этой ночью.
— Улья тянут. И не поймешь кто. Было это, значится, так: отошел я на минутку к навесу сарая, а ружьишко лежало на повозке... Смеркалось уж. Гляжу, идут они к кладовой и, слышу, гремят замком. Я окликнул: «Кто там?». Они пригрозили. Смотрю, а у них, проклятых, автомат, карабин. Сломать замок не смогли. Тогда они залезли в омшаник к ульям и, выбрав, который потяжелее, унесли с собой.