Вот именно — рядовой. А Андропов таковым не являлся. Поэтому страна не знала, что ее лидер неизлечимо болен. После его смерти прошло много лет, нет больше державы, которой руководил Андропов, нет политического строя, которому присягал Герт Петрович Кулаков — центральная фигура в лечебном процессе Андропова, но никто никогда не слышал ни интервью, ни воспоминаний этого кремлевского врача о том, как протекала болезнь тогдашнего генсека. «Все, что я увижу в доме больного, — тайна». Фраза, произнесенная Гиппократом, для Кулакова — святая.

О пресловутой «кремлевской геронтократии» в народе сочинено немало метких анекдотов. Болели многие — Брежнев, Суслов, Устинов, Черненко, Кириленко. Но тогдашний главный партийный врач академик Чазов установил такой режим охраны интересов высокопоставленных пациентов, что исключалась любая, в том числе случайная, утечка информации об их здоровье. Чазов исходил из того, что все больничные тайны, все ощущения больного — личная собственность пациента.

Когда в годы горбачевской перестройки к власти пришли молодые политики, по внешним данным можно было говорить об отсутствии у них тяжелых заболеваний. Тем не менее официальной информации о состоянии их здоровья не было. Вспомним выборы президента России летом 1991 года. Из всех претендентов на пост главы государства население имело более-менее ясные представления о здоровье только двоих — Ельцина и Рыжкова.

Надо отдать должное Борису Николаевичу — тогда его команда действовала по европейским стандартам. В самом массовом издании — еженедельнике «Аргументы и факты» — было опубликовано интервью с лечащим врачом Ельцина А. Григорьевым. Материал в «Известиях» о здоровье Рыжкова скорее всего был вызван слухами о его недомогании. Слухи надо было развеять, и газета поместила информацию о том, что, прежде чем баллотироваться на пост президента России, Рыжков прошел медицинское обследование и убедился, что здоровье полностью восстановлено. Оно, как помнит читатель, было подорвано инфарктом миокарда, перенесенным им после смещения с поста премьера. Что же касается состояния здоровья других кандидатов на пост президента, то сведениями об этом общественность не располагала.

И все же тогда, похоже, перелом в этом щекотливом вопросе наметился. Преодолевалась ложная щепитильность, у претендентов на государственные посты открыто спрашивали, как у них со здоровьем. Многим запомнился вопрос народного депутата СССР Ю. Андреева, который он задал на IV съезде народных депутатов страны кандидату в вице-президенты Г. Янаеву.

Андреев спросил:

— Когда вы шли к трибуне, мне показалось, что в ваших движениях некоторая заторможенность. Скажите, пожалуйста, Геннадий Иванович, как у вас со здоровьем? Нам небезразлично, какое здоровье у вице-президента…

Над ответом Янаева потешалась вся страна: жена, оказывается, была в восторге от его здоровья. Второе лицо в государстве прилюдно признавался, что болеет теми же болезнями, которыми болеют «настоящие» мужчины.

Похоже, за три августовских дня девяносто первого года советские люди узнали о здоровье своих руководителей больше, чем за все предшествовавшие годы. Пресс-конференция членов ГКЧП 19 августа показала, чем болел вице-президент СССР. Дрожащие руки дополнили заторможенность его походки, бросившейся в глаза депутату Андрееву. Выяснилось, что болен и премьер-министр Павлов — при его конституции вполне закономерны гипертонические кризы.

И наконец стала известна еще одна государственная тайна — чем болел советский президент. Правда, не вся.

По свидетельству Г. Шахназарова, помощника Горбачева, у Михаила Сергеевича был радикулит. 18 августа около 14 часов Михаил Сергеевич позвонил Георгию Хосроевичу и сказал, что все в порядке, немного подлечили, чувствует он себя хорошо. Президент Научно-промышленного союза СССР А. Вольский 21 августа сделал заявление о том, что слухи, будто Михаил Сергеевич находился в плохом состоянии здоровья и был не в состоянии действовать, — ложь. Вольский говорил, основываясь на беседе, которую имел с Горбачевым во второй половине дня 18 августа. Горбачев позвонил Аркадию Ивановичу на дачу по обычному телефону. Единственное, что его беспокоило тогда, — боли в пояснице, что для него обычно.

Однако за рубежом в те дни распространялись и другие сведения. Французский журнал «Пари-матч» опубликовал сведения, согласно которым советский президент имел предрасположение к диабету. Поэтому ему приходилось соблюдать режим, исключавший не только употребление сахара, но также избыточное количество мяса и жира. Он питался в основном овощами и фруктами. Совсем не употреблял спиртного, из-за чего, как утверждали злые языки, развернул антиалкогольную кампанию.

Не мог ли радикулит иметь «дипломатические» причины? Эта версия широко обсуждалась на Западе. В частности, там не сомневались, что катар верхних дыхательных путей в августе 1986 года действительно помешал Горбачеву принять генерального секретаря компартии Японии. А вот относительно простуды в июне 1990 года, когда из-за нее он не принял Казимеру Прунскене во время политического кризиса в Прибалтике, строились многочисленные догадки.

Разрабатывалась и версия «дипломатического» радикулита в Форосе в августе 1991 года. Зарубежные средства массовой информации располагали о советском президенте большими сведениями, чем на его родине. Западная печать исключала возможность наследственных болезней. Отец президента Сергей Андреевич Горбачев всю жизнь проработал в сельском хозяйстве, воевал на фронте, был ранен. Он умер в 1976 году в возрасте 67 лет от приступа гипертонии. Мать, Мария Пантелеевна, в свои 80 лет чувствовала себя хорошо, самостоятельно вела домашнее хозяйство. Лечилась в основном от артрита — болезни суставов. По мнению местных медиков, нет никаких оснований предполагать в семье Горбачевых наличия каких-либо наследственных заболеваний.