Сид подвинул себе стул, сел задом наперед, положив подбородок на спинку, задумчиво воззрился на стоявшего перед ним молодого дара.

— Я тебя слушаю.

— Что значит «я тебя слушаю»? Я еще даже не решил, буду ли тебе рассказывать. И тебя уговаривать, да. Может быть, я вообще…

— Рейн, ты не понимаешь. А все очень просто. Сейчас ты рассказываешь мне все, что намеревался. Без всяких намеков и экивоков. А я решаю, что буду дальше с тобой делать. Все.

— А гарантии?

— Никаких, — дружески улыбнулся Сид.

— Ты с Хьеллем так же обращаешься? — Рейн явно обиделся.

— Нет, разумеется. Я его боюсь и трепещу. И никогда ему не перечу. Ты бы знал, если бы был постарше, — голос у Сида был дружелюбный до отвращения. И глаза добрые-добрые. Неудивительно, что мальчишка стал как в воду опущенный. Конечно, ему сейчас худо. Но он сам нарывался.

Рейн немного помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, хлопнул ладонями по мечам, решаясь.

— Ну… как сказать… обращаться с ножом меня действительно учила мама. Она помнит.

Пожалуй, никогда в своей жизни Сид не приносил своему отцу такую горячую мысленную благодарность, как в этой момент. И не за какой-то особенно полезный навык, а за элементарное умение не шевелить и бровью, когда тебе сообщают ошеломляющее, весь мир с ног на голову переворачивающее известие. Да здравствует мой отец, да здравствуют все мои дедушки-прадедушки, да здравствую я — великолепный и непроницаемый Сид Дар-Эсиль!

— Что она помнит?

Больше насмешливости в голосе. Так он заведется и больше расскажет.

— Практически все. Из прошлой жизни. И твоего отца тоже. Из-за которого все случилось.

О-о-о-о! А-а-а-а! Ы-ы-ы-ы! Как же мне надоели эти вечные жалобщики Дар-Акила! Дуэм мы с их помощью изобрели — плохо, что-то они сами с трансформацией наворотили оригинальное — еще хуже! Все Дар-Эсили виноваты! А может, мы их рок? Ходячая, то есть летучая, превратность злой судьбы! Съешьте и проглотите. Удовлетворитесь тщетой всего сущего. Только перестаньте нудеть эту свою песню про то, что все из-за нас. Это у нас с Хьеллем все друг из-за друга. А ты, извини, хоть и симпатяга, к этому никакого отношения не имеешь.

Рейн очевидно ждал реакции, и Сид ему эту реакцию изобразил. Наморщил лоб и сделался весь внимание. Однако следующая фраза Рейна не просто ставила мир с ног на голову, она весь этот мир выворачивала наизнанку.

— Когда маму отдали Дар-Акиле, клан Дар-Гавиа его предупредил, что это ничего не значит.

— О чем предупредил?!! — взвыл Сид, на миг растеряв всю свою невозмутимость.

— Что это ничего не значит, — повторил Рейн. — Что это его проблемы. Что мама — часть клана и она нужна. И пусть Дар-Акила сам решает, как из этой ситуации выбираться, иначе его убьют.

— И что Дар-Акила? — у Сида начала кружиться голова. Пятнадцатилетний мальчишка перед ним рассуждал о таких вещах, о которых не смели задуматься седовласые дары. Интересно, а отец в курсе?

— Дар-Акила испугался. И когда Мицу в первую ночь сразу предложил ему попробовать наоборот, он не смог отказаться…

По торжеству в глазах Рейна Сид может судить о том, насколько непробиваемой оказалась его хваленая дар-эсильская невозмутимость. Примерно как защита среднего дара под ударом меча Хьелля. Сид чувствовал, как по щекам расползается неостановимый румянец.

— Что значит «наоборот»?

— Сначала он с ним, потом он с ним.

В окно его выкинуть, что ли? Не разобьется, гад, альцедо у него давно уже кончилось.

— И что?

— И тогда трансформация происходит, но деле помнит прошлую жизнь. А если повторять это каждую ночь, то даже трансформации не будет. Наверное. Этого никто не проверял.

— Хорошо, я понял.

Я ничего не понял, кроме того, что мне рассказали про какую-то мерзость. Надо бы разобраться, но страшно не хочется… Пусть горит оно синим пламенем.

Рейн сделал шаг вперед.

— Я все рассказал. Теперь ты будешь со мной?

— Нет, разумеется. Я с Хьеллем. И ты это знаешь.

Черные ресницы обиженно дрогнули, щеки порозовели.

— Ты же обещал. Ну, по крайней мере дал мне понять…

— Я? — Сид постарался, чтобы голос звучал ровно, но издевательские искры в глазах не спрячешь. — Я честно и благородно тебя предупредил: никаких гарантий.

— Значит, так? — ребенок окончательно расстроился. Руки с мечей убрал, насупился и начал грызть палец.