— Предусмотрительности, — механически поправляет Медео.

— Хорошо… Вдобавок ко всем незаурядным умственным способностям и придворному чутью Дар-Эсилей, владеющий внутренним временем и прочими уникальными качествами даров Халема. Не морщись, у тебя это тоже есть.

Чуткие пальцы Эрла лежат на лице у Медео, и обманывать бесполезно. Можно только сердиться.

— Если сейчас ты еще заведешь речь о…

— Заведу, — кивает Эрл. — Обязательно заведу. Лорд Дар-Халем не просто вернулся, Медео. Судя по разговорам у нас за столом, которые мне изредка приходится слышать, это было триумфальное возвращение. Обласканный королевой, принятый своими прежними друзьями, в очередной раз усмиривший Виридис, непобедимый, как и положено Дар-Халему…

— А кто пробовал? — в очередной раз перебивает Медео. Он прекрасно знает: тем, что его голова по-прежнему крепко сидит на плечах, он в равной степени обязан преду… нет, в его случае, пожалуй, именно изворотливости, унаследованной от отца, и ювелирной технике владения мечами, помноженной на вызывающую восторженную зависть у окружающих способность контролировать свое внутреннее время. Но в то же время Медео осознает и свою ограниченность: он никогда не будет таким, как Кори. Отсюда вопрос, постоянно тревожащий его скептический ум: Дар-Халем, конечно, живая легенда, но так ли он хорош, как его представляют? Медео выстраивает в голове витиеватое ругательство: убедить себя, что ему все равно, насколько это существо соответствует тем рассказам о нем, которые приходится волей-неволей слышать в «Четырех чалах» или «У старого крысолова», что-то не получается. Тем не менее, он упорствует:

— Эрл, а тебе не кажется, что все это старые сказки? Кто-нибудь пытался напасть на этого… нашего верховного маршала и реально проверить, каков он в деле?

— Мой отец, — коротко отвечает Эрл. — Бико и пара наших кузенов.

Холодные пальцы, поглаживающие виски Медео, на мгновение напрягаются.

— Расскажи, — требует Медео. Не может быть, чтобы он, собирающий все слухи и сплетни, как лошадиный хвост репейник, этого не знал!

— Я мало слышал, — признается Эрл. — Просто они решили попробовать. Когда он возвращался в Виридис после доклада у королевы. Они напали на него ночью… знаешь, там, где кончаются наши земли и начинается дариат Фалько, есть такие пещеры в меловых горах.

— Знаю, — сглатывает Медео. Если бы он хотел тихо и без церемоний отрезать кому-нибудь голову по дороге из Хаяроса в южные земли, лучшего места он бы не нашел.

— Ну, и свалились они на него как снег на голову. Он пожал плечами, спросил: «Дар-Пассер, ты что?» (отец просто трясся потом, вспоминая этот вопрос) — вынул мечи и моментально продырявил кузенов в жизненно важных местах. Оба скончались на месте. Братцу Бико он аккуратненько подрезал сухожилие на ноге и распорол какую-то вену. Лужи крови, но с жизнью совместимо. У отца просто выбил мечи, приставил клинок к горлу и заставил поклясться, что тот «впредь не будет таким идиотом и постарается вспомнить то время, когда они плечом к плечу…» Дальше отец — я от него это слышал — рассказывать не стал, обозвал это все гребаным дар-халемским великодушием.

— Но поклялся… — Медео не может сдержать довольной улыбки.

Пальцы Эрла вздрагивают, он недовольно сдвигает брови.

— А что ты хотел? Бико истекал кровью. Его нужно было срочно доставить в замок — время шло на минуты. В общем, на следующий день отец приказал десятку наших лучших парней отправиться в Виридис и попросить Дар-Халема принять их под командование. Тот прислал письмо с благодарностью. Ребята вернулись крайне довольные, сказали, что лучшего командира у них не было никогда, втихую даже недоумевали, откуда наши межклановые неурядицы. С тех пор вопрос лояльности не поднимался. Странно, что ты не в курсе.

— Вовсе не странно.

Медео чувствует, что у него затекли крылья: Эрл не замечает, что неловко прижимает его к спинке кровати.

— Эрл, давай развернемся, неудобно так.

— Извини, — Эрл моментально убирает ладони от лица Медео, поспешно отодвигается, подтягивая под себя ноги, и чуть не грохается с края кровати. Медео хватает его рукой за плечо, но сам теряет равновесие и валится следом. Кровать высокая, вытащенная, очевидно, из какого-нибудь древнего чулана, поэтому падение ощутимо, тем более что Эрл инстинктивно, пытаясь удержаться, дергает левым крылом, мышцы в котором не совсем атрофировались. Медео закусывает губу: удар острыми рулевыми перьями по лицу довольно чувствителен, но если Эрл догадается, будет только хуже.

Любое свое неудачное движение щеткой, когда у Медео альцедо, Эрл воспринимает как жизненную трагедию. К этому оба привыкли с детства, и поделать ничего нельзя: малыш Медео очень рано обнаружил, что на любой его жалобный писк, оставлявший совершенно индифферентными старших братьев, Эрл Дар-Пассер несся как оглашенный, с угрожающим выражением лица, обращенным к тому, кто этот писк вызвал. Если же причиной доводилось быть самому Эрлу, вид у него становился самый что ни на есть покаянный и, не вымолив у крошки Медео прощения, выпускать его из рук Эрл категорически отказывался.

После неудачного поединка с Кори получилось то же самое. Медео явился в тиши ночной навестить Эрла и разревелся, увидев, в каком тот состоянии, в результате чего Эрлу пришлось забыть о собственной боли и заняться утешением своего маленького друга. Это его и спасло: даже роковой диагноз он слушал вполуха, невпопад отвечая на вопросы врача и не реагируя на плачущую мать — ему нужно было скорее освободиться, в комнате уже несколько часов в голос рыдал Медео, все подслушавший и подсмотревший, но не способный выдавить из себя ни слова.